Прокламация и подсолнух

Пандуры как по команде опустили глаза: все прекрасно знали, что Гицэ и без того вернется из своей отлучки довольным, как кот, на которого хозяйка опрокинула крынку сметаны, и потому совсем не рвались с ним делиться. Мысль же о табаке заставила всех поискать глазами нынешнего героя дня.

Штефан лежал чуть наособицу на плоском камушке с удивительно мрачным выражением лица.

– Ну вот. Кобелине Гицэ долю оставите, а с парнишкой, который всю заставу табаком обеспечил, и не поделились. Сволочи вы, клянусь святым Спиридионом, – огорчился Йоргу. – Эй, как тебя там... Штефан! Тебе трубку дать?

Парнишка вскинулся и отчаянно замотал головой:

– Я не курю!

Йоргу удивился:

– Ты чего так взметался, парень? Ровно тебе отраву предложили. Ну не куришь – и не кури себе, нам больше достанется.

– Чисто девка – с ракии в обмороки падает и еще и не курит, – лениво заметил Макарие, посасывая чубук.

Штефан изогнул бровь, пристально поглядел на Макарку и ответил с таким же ленивым ехидством:

– Я бы и тебе не давал, все равно не умеешь.

Пандуры оживились, прислушиваясь к мальчишеской перебранке.

– То есть как это – не умею? – нахмурился Макарко, привставая.

– А я видел, как тебе Мороя трубку набивал, – спокойно ответил Штефан. – И как ты куришь – так я от тебя нынче подальше лягу, пожалуй, а то споткнешься еще, когда на двор побежишь.

– Это чего я туда побегу-то? – не понял Макарко.

– А блевать, – пояснил Штефан и подпер голову рукой, выжидательно глядя на противника.

Макарке редко удавалось вовремя выдумать остроумный ответ, но тут, видать, осенило:

– Так говоришь, будто самому доводилось!

– Мне столько годков было, что почти и не стыдно, – отрезал Штефан. – А вот если такая оглобля усатая кишки наружу вывернет, это смешно получится!

– Не дождешься, – огрызнулся Макария, – я ж не барчук изнеженный!

– А ты затягивайся посильнее, – самым невинным тоном посоветовал Штефан, – а там посмотрим.

– Не вздумай, – тут же строго предупредил Макарию Мороя и показал Штефану кулак. – Ишь, чего советует, поганец!

Вокруг послышались смешки. А Мороя уже с прежним добродушием поинтересовался:

– Так что там у тебя за история была, которую рассказывать не стыдно? Начал – так уж валяй, договаривай!

– Ну, не то чтобы история... – с показной скромностью протянул Штефан. – Просто мы с приятелем как-то покурили. Хорошего турецкого табачку. Тайком, в дортуаре Академии.

– Дортуар – это вроде нужника? – уточнил Мороя, и пандуры дружно заржали. Штефан помялся, потом ухмыльнулся широко:

– Ладно, ты прав. В нужнике и покурили, и хорошо сделали – бегать не пришлось...

– Кто б им дал в общей спальне-то курить, – хмыкнул Йоргу над ухом Симеона. – А складно мальчишка врет!

– И хвост распускает – чисто павлин, – согласился Симеон. – Обломать бы немного, а то как бы от чванства не лопнул.

– Обломаем, – пообещал Мороя вполголоса, заслышав разговор командиров. – А что, капитан, ты решил мальца у нас оставить?

– А куда его девать?

– И то верно, – согласился Мороя. – С таким норовом пропадет ни за грош.

А Штефан, приковав всеобщее внимание, разливался соловьем:

– Ну, я момент долго выгадывал, уж думал, не успею до конца отпуска. Но повезло: за дядькой под вечер какой-то адъютант русский явился, он скрутился быстро и уехал. А трубку на столе оставил. Я ее и прибрал. Дядька все равно потом вспомнить не мог, где он ее оставил, и запасная у него была... Ну, привез в Термилак, и выкурили мы ее с Лайошем на пару...

– Взатяг? – ехидно осведомился кто-то.

– Да мне тринадцать было, а Лайош и того младше! Откуда ж нам было знать, что трубкой-то не затягиваются?! – развел руками Штефан. – Всю ночь потом блевали, Лайошу вовсе худо было, я уж думал за доктором бежать, но обошлось как-то. Хотя дежурный офицер все равно с утра неладное учуял, когда мы на построение выползли зеленее травки...

– Гауптвахта? – усмехнулся Симеон.

– Да уж не без этого, – Штефан фыркнул. – Восемь суток на хлебе и воде. Зато трубку так и не нашли. Я больше всего боялся, что найдут – надо ж было дядьке-то ее вернуть...

– Ну? И вернул?

– Вернул! – гордо ответил Штефан. – Мы ж не крали, а одолжили попробовать!

Пандуры уже на середине рассказа посмеивались, а после этой фразы так и вовсе едва не повалились от хохота.

– Одолжили! Ой, сопляки! Цельную разведывательную операцию провели!

– Ну, уморил! И это ты неделю ходил кругами, чтобы трубку свистнуть?

– И эти паршивцы еще и затягивались! Ой, мало восемь суток!

– А дядька-то чего? – полюбопытствовал Мороя, отсмеявшись. – Выдрал, поди?

Штефан потупил хитрые глазищи и вдруг невольным движением потер затылок.

– Да нет, обошлось... Сказал – хорошо, что насмерть не потравились, дуралеи. Табак-то крепкий был, навроде этого. Зато потом, когда мне отпуск давали, с собой везде брал, когда можно было. Мол, меня без пригляду оставлять – себе дороже, – он тяжело вздохнул, потом снова усмехнулся и подытожил: – Но вот с тех пор закурить и в мыслях не было. Гадость же редкостная!