Прокламация и подсолнух

– А ты не смейся, парень, – строго оборвал Симеон неуместное веселье. – Думаешь – это тебе хиханьки, что народ живет спокойно и ест досыта? Или тебя забавляет, что слуджер Владимиреску, не в пример иным боярам, не о турках заботится, а о своих?

– Нет! – вскинулся Штефан. – Я просто понять не могу, что мы тут делаем...

И сразу испуганно прикусил язык – видать, понял, что проговорился. Симеон уже не раз замечал, что парнишка подле них с Йоргу крутился и мотал все услышанное на едва отросшие усы, но от этого искреннего «мы» невольно смягчился – все-таки Подсолнух точно блаженненький. То ли они все такие, юнцы из самых высокородных, то ли оттого парнишку из дому и выставили...

– Вот поедешь в Клошани – тебе слуджер лучше моего-то объяснит. Он ведь не только с боярами – с императорами беседовать умеет, – великодушно сказал Симеон и хлопнул ладонью по перилам галерейки. – Ладно, хватит болтать. Поди лучше вашу с Йоргу игрушку со двора убери.

– Сейчас уберу... – Штефан медленно развернулся, явно обмозговывая все сказанное. Рассеянно посмотрел во двор. Замер и вдруг птицей сиганул с крыльца, замахиваясь утиральником. – Плюнь! Брось веревку, тварь!

Козел только презрительно сощурил желтые глаза, тряхнул бороденкой и дернул наутек, не разжимая зубов.

– Ложи-и-ись!..

Бахнуло так, что уши заложило. Осколки и комья земли взвились столбом.

Когда перестало стучать о доски, Симеон медленно убрал руки с головы и выглянул между балясинами. Посреди двора курилась свежая яма, над ней расползалось облако белого дыма. Далеко у дороги мелькал серый хвост перепуганного козла, навстречу ему бежал со всех ног Йоргу. Из сарая выглянул обалдевший Мороя.

– Вашу мать!..

– Штефан, – позвал Симеон, холодея – парнишка был совсем рядом с пороховым горшком. – Штефанел!

– Здесь он, капитан! – донеслось снизу голосом Гицэ. – Еле сдернуть успел!

И почти сразу Симеон увидел взлохмаченную светлую голову и ошарашенную мордаху помятого Штефана, выбиравшегося из-под крыльца. Чувствуя противную слабость в коленях, Симеон все-таки поднялся и не спеша спустился с лестницы.

Глаза у их Подсолнуха сияли.

– В Бога душу перетак! Получилось!..

Симеон вздохнул. В стене сарая по самые шляпки торчал десяток кованых гвоздей.

- 10 -

Штефан плюхнулся на лавку, нашарил на столе кувшин с квасом и жадно к нему приложился. Ноги гудели, голова чуть плыла, то ли от выпитого, то ли от пестрой круговерти событий этого дня.

Раньше ему на свадьбах гулять не доводилось, а уж о том, что такое сельская свадьба, он и вовсе имел самые смутные представления. И ладно бы, оказался просто одним из гостей, которых собралось столько, что столы и лавки расставили прямо на лужке за воротами Михаевского хутора, потому что поместиться во дворе нечего было и думать. Так нет же! Макарко уперся, чтобы именно Штефан был в роли дружки! И не откажешь ведь, обида смертная...

Штефан по пять раз выспросил заранее всех, кто на глаза попался, получил кучу советов и шуточек, что он переживает, словно сам женится, и пару тычков в плечо от Симеона с приказом перестать разводить суету. И все равно, когда поутру ехали за невестой, от волнения разве что в седле не ерзал. А ну, как сделаешь не так, ляпнешь не то? Подвести товарища, да в такой день – хуже и не придумаешь. Симеону-то хорошо говорить, ему каждый положенный чих известен! А если бы Штефану довелось быть посаженым отцом, он бы точно венец в церкви уронил – это как минимум!

А как доехали, как увидел Макарку рядом с Анусей – так страх куда-то и делся. Дальше уже и говорил, и шутил, и все остальное делал, даже не задумываясь. Само венчание Штефан толком не запомнил, больше на жениха и невесту смотрел, чем прислушивался. Ануся и так красавица, а сегодня так и вовсе глаз не оторвать было! Повезло Макарке. Да и сам Макарка уж точно на неуклюжего новобранца, каким при первой встрече запомнился, сегодня вовсе не походил. И смотрелся, и держался, а уж светился весь... Да и сейчас...

Штефан нашел взглядом Макарку и Анусю, круживших в центре хоровода. Глаз же друг с друга не сводят. Счастливые!

– Да уж, свезло парню, – послышался сбоку голос селянина, которого Штефан так и не припомнил.

– Это скорее Михаю свезло, – рассудительно возразил кто-то из пандуров. – Макарко парень хороший, работящий и Анусю любит. Поди еще найди такого, чтоб и хозяин что надо, и в приймаки к Михаю пойти, да еще налоги за него списывать[79].

– Да уж нашлись бы. На такую девку-то, – снова вздохнул селянин. – Только куда уж нам против налогов да супротив Симеона-то!

– А ты, Йона, не завидуй! – подошедший Мороя хлопнул его по плечу. – Думаешь, никто не знает, что ты и рад бы кого из своих оболтусов спровадить, да от беда – не берут?

Пандуры дружно загоготали, на всякий случай придвигаясь поближе.

– Да я ж так, я ж ничего, – смутился Йона. – А все одно – свезло Макарии-то!

Он сгреб со стола кружку и отошел.

– О чем разговор? – на лавку рядом со Штефаном уселся Симеон, выхватил кувшин с квасом прямо из-под носа.