Прокламация и подсолнух

Штефан задумчиво посмотрел в небо, где вились юркие ласточки. И вдруг сознался доверчиво:

– Выкинет меня Симеон – что я дядьке скажу?

Макарко его не понял – только хмыкнул что-то успокоительное себе под нос, видя, что душа у человека не на месте. Но через три дня, по дороге в Крайову, Штефан сам вернулся к этому разговору.

– Понимаешь, глупости это все, – объяснял он, передавая товарищу фляжку, когда они остановились перекусить на лужайке у обочины тракта. – Дядька мне что говорил – надо стараться сделать все, что можешь. А я чего? Кобеля покрасил?

– Ты мне помог, – резонно возразил Макарко. – И служишь ты хорошо, и грамоте разумеешь. Чего еще надобно?

Штефан только рукой махнул.

– Эх, Макарие! Я когда домой вернулся, думал, что вот сейчас-то все начнется – и дела значительные, и карьера военная, и чтобы непременно что-нибудь хорошее сделать... – он горько усмехнулся и закинул в рот очередную семечку. – Плохо, видать, постарался!

Макарко терпеливо выслушал сбивчивую речь приятеля и отмолчался. Он давно привык, что Штефана иногда заносит. Да и ехали они в Крайову, а на заставе уже даже тугодум Макарко догадался, что Штефан родом именно из этих мест. Невесело ему по знакомым дорогам пробираться крадучись и прятать лицо от каждого встречного.

– Поехали, что ли? – предложил наконец Макарко и поднялся с земли, отряхивая штаны. – До полудня бы на ярмарку попасть.

– Поехали, – уныло согласился Штефан и тоже встал. Свистнул, подзывая гнедого, да и так и замер с протянутой к поводьям рукой. – Это что еще такое?..

Макарко обернулся к дороге.

– Крестьяне же. Эка невидаль!

По дороге ползли кибитки и ручные тележки, нагруженные поклажей. Люди ехали на узлах, шли с тяжелыми котомками на спинах. Несмотря на теплый день, они явно были одеты во все наряды, которые не поместились в повозки. Сидя боком на передке кибитки, старуха укачивала пищащего младенца. Молодая женщина шла впереди, тянула за собой худую заморенную лошадь. И старуха с молодайкой, и многие другие женщины в толпе были в черных вдовьих платках. Только стайка детишек беззаботно носилась вокруг обоза вместе с парой разношерстных собак. Ребята постарше вели коз на веревках и с завистью косились на огольцов.

– Чего-то у них скотины мало, – отметил Макарко. – Одни козы да одры какие-то... А рабочие-то все где?

Будто в ответ, густо замычал один из пары волов, впряженных в длинные дроги. На дрогах ехал церковный колокол. Штефан смотрел во все глаза, мало понимая, что происходит. На его памяти, такие переселения происходили разве что в войну, когда народ бежал с Дуная, подальше от непрерывных боев. Да и это он мог припомнить лишь смутно.

– Бог в помощь, добрые люди! – крикнул Макарко, поправляя шапку и выводя своего вороного к дороге. – Куда направились?

Подоткнув полы рясы, с дрог бочком слез осанистый священник. Ширины в нем было – двух Макарко скроить, и еще на Йоргу бы осталось, потому на парней он поглядел сверху вниз с добродушной насмешкой.

– Спасибо на добром слове, господин пандур, – прогудел, будто в бочку, хлопая себя кнутовищем по колену. – Да вот, видишь, лучшей доли искать подались. До Клошани далеко ли еще?

Макарко оглядел тихоходный обоз.

– Дня два, если не три. Сами-то дальние?

– Да уж не ближние, – священник повернулся и цыкнул на своих волов: – Шагай, Дымок! Шагай, Серый!

Волы неохотно поволоклись дальше, косясь на хозяина смирными влажными глазами.

– Добрые скоты у тебя, святой отец, – похвалил Макарко. – А что случилось-то?

– Да вот только они и остались, – священник вздохнул. – И то потому, что я за бревнами убрался... Известно, что случилось – налоги!

Макарко поймал за рукав Штефана, посунувшегося было вперед.

– Арнауты?

– Если б арнауты! Они хоть крещеные, а тут с турками пришли. Веришь ли, господин пандур, даже оклады не побоялись с образов ободрать!

– Верю, – тотчас кивнул Макарко. – Овец, поди, тоже забрали?

– Что овцы! Суета мирская! А вот церковь наша, матушка, красавица... Эх, да что говорить! Хотел я крыльцо подправить, а тут...

Священник махнул кнутом. Волы его давно остановились и задумчиво пережевывали жвачку. Крестьяне обходили стороной и замершие дроги, и разговаривающих. Многие приветливо кланялись. Макарко не забывал кланяться в ответ и незаметно щипал Штефана, но тот стоял столбом, округлив глаза и только что рта не разинув.

– А много ли недоимки было? – деловито спросил Макарко.