Прокламация и подсолнух

– Да недоимки-то бы не было, если бы не боярин наш, господин пандур, чтоб его черти взяли, прости меня, Господи! Пастух, видишь, перебрал по случаю святого праздника, так стадо в боярские сады занесло! Только выкупили люди своих овечек – а тут и арнауты за налогами. А чем заплатишь, когда уже ободрали до последней нитки? Известно, скотину забирать, у девок приданое перетряхивать. Уж когда уезжали, командир их, чертушка, – он сплюнул и вновь перекрестился, – сказал, что не сегодня-завтра нового господарева указа ждать, а там еще драть станут. Бабы в слезы – мол, чего с нас еще взять, и так зиму бы пережить! А турки, что с ними были, как загогочут – ничего, говорят, за детей да девок на базарах немало дадут! Ну, мужики за колья, те – дай Бог ноги, но ведь вернутся же...

Штефан встряхнулся и все-таки влез в разговор.

– А что за указы-то, святой отец?

– А ты поезжай в Крайову, сын мой, там их на базаре завсегда читают, – добродушно усмехнулся священник. – Нам они уже без надобности, нам бы до слуджера Тудора добраться и обсказать ему, что сил больше терпеть не стало. Глядишь, найдется тут местечко, а у нас в деревне народ сроду работящий – уж одному господарю как-нибудь заплатим, не то что боярину, чтоб его земля не сносила... Анемоны, вишь, ему потоптали! В этой... Как его...

– Оранжерее, – подсказал Штефан, мрачнея.

Макарко поправил шапку и рассудительно заметил:

– Вы бы трактом-то не ползали, если кого арнауты ищут. Тута до Клошани тропочка неподалеку начинается.

– Там с телегами не пройдешь, – брякнул Штефан и прикусил язык, отступая на шаг, но Макарко ничего подозрительного не заметил.

– Не ищут нас, – успокоил Макарку священник. – Мы ж не убивали никого, просто эти арнауты пуганые, что те вороны – всякого куста боятся. Эх, ладно, господа пандуры, некогда мне тут беседы беседовать. Прощевайте, Христос с вами!

Макарко со Штефаном склонили головы. Потом еще долго стояли на обочине со своими конями, слушая затихающий вдали скрип колес и надсадный кашель коз в пыли. Уже садясь в седло, Штефан будто про себя заметил:

– Правильно Адам Смит[78] сказал – что не в богатстве человек нуждается, а в удовлетворении собственного тщеславия.

Макарко его не понял – развернулся гневно:

– Не голодовал твой Адам Смит, я погляжу! Его бы на эту дорожку, под зиму, да без крыши над головой...

– Да я не о том! – Штефан замахал руками. – Это я про себя! – и спросил почти застенчиво: – А что, найдут они место?

– Известное дело. Нынешнюю зиму, конечно, все одно крутенько придется, а потом обживутся, ничего. Не они первые!.. Наша-то деревня, что у заставы, тоже с погорельцев перед самой войной зачиналась, а теперь – куды!

– Правда, что ли? – не поверил Штефан.

– Правда. Один Михай долгонько живет, да еще пара таких же была, у кого хутора по горам, – Макарко вдруг воодушевился. – У Михая кошара с прадедовских времен еще, и добрая – только крышу перестелить надобно. Вот вернусь – и займемся с ним.

Штефан отвел глаза и толкнул гнедого в рысь.

- 9 -

Накануне свадьбы застава с самого рассвета стояла на ушах. На коновязи сушились выстиранные добела рубахи, вокруг хищно бродил серый козел. Пандуры носились по двору туда-сюда: собирали подарки, начищали лошадей, украшали уздечки и искали красивые утиральники, положенные дружкам жениха. Гоготали и поминутно хлопали Макарку по спине. Бедолага и без того трясся, точно овечий хвост, и шуточки довели его настолько, что вечером он просто взмолился поменяться со Штефаном дежурством у рогатки. Тот охотно согласился и поволок на двор из сарая их с Йоргу взрывоопасное хозяйство – что-то хотел на свету подправить. Симеон решил подшутить уже над Подсолнухом – потребовал, чтобы если Макарко уйдет к рогатке, Штефан помог завтрашнему посаженому отцу побриться... К удивлению Симеона, Штефан возражать не стал, бросил горшок и послушно отправился за ремнем, чтобы поправить бритву.

Только потом Симеон догадался, что Штефану просто до смерти хотелось с ним поговорить. С парнишкой последние дни творилось что-то неладное. Из Крайовы он приволок в подарок Анусе дорогой марамурешский ковер и что-то там объяснял про узоры и греческих богов. Видно, вспомнил, как ему влетело за тех богов и за Анусю! Но то был короткий разговор, а вот про указы и крестьян, что с земель стронулись, Штефан выспрашивал долго и очень серьезно.

Симеон от души порадовался – задумался парень, может, хоть чудить перестанет. А то уже голова от него пухнет. И от всех остальных тоже. Раньше вон у Гицэ только девки были – это еще ладно. А теперь он по кустам воет-старается... И Йоргу развеселился. Последнее Симеона бы порадовало, но пузатые горшки с мочальными хвостами, торчащие в сарае, словно мыши-переростки, у него самого вызывали нехорошие предчувствия. Пороха в них было – дай Боже.

А про новые указы Симеон только хмыкнул в усы: видали мы этих арнаутов! Иным и башку откручивали!