Прокламация и подсолнух

Капитан полез в затылок, а пандуры недоуменно переглянулись, собираясь вокруг. Даже Мороя выбрался из арсенала и подошел к Симеону.

– Быть того не может! Неужто вы какого переярка[77] упустили?

– Мог и уцелеть, почему нет? – равнодушно откликнулся Гицэ, заламывая шапку. – Но один переярок – не стая, а в деревне и собаки, и ружья теперь имеются.

Симеон нахмурился.

– Эй, Гицэ!

– Чего, капитан?

– А того, что это твоя недоделка.

Гицэ обиделся.

– Я тебе чудодей, что ли, в бога душу мать, чтобы прямо всех до единого выманить да перестрелять? Ежели у кого глаза на заднице, и вы какого волчару прошляпили – разве я виноват?

– Да я не к тому, капитан, – поторопился вмешаться Михай. – С одним-то мы сами справимся, ты только порохом поделись, а то у нас начисто вышел.

Симеон хмыкнул и укоризненно посмотрел в сторону Морои, который с чего-то расщедрился и отвалил Йоргу целый бочонок на неведомые цели. Мороя независимо задрал подбородок.

– Да на этих стрелков косоруких не напасешься! Может, лучше мы у них собак возьмем?

Пандуры восторженно загомонили, предвкушая развлечение: в прошедшей охоте участвовали далеко не все, а если загон устраивать, то чем больше народу – тем лучше.

Но договориться им не дали – во двор под надзором Макарки и Штефана притащилась телега какого-то проезжего старичка, что начал заедаться у рогатки, а теперь воинственно топорщил седую бороденку с козел.

– Ладно, Михай, – махнул рукой Симеон, торопясь приступить к делу, – займемся мы твоими волками. Мороя, дай ему хоть пяток патронов пока – на всякий случай... Штефан! Разгружайте! Макарко! Что у него там?

Штефан при виде Михая предусмотрительно перебрался на другую сторону от телеги. Макарие же почтительно поклонился отцу Ануси, но Михай прошел мимо, будто не заметив. Макарко набычился, погрустнел и так глубоко задумался, что встрепенулся лишь после второго оклика.

– Так это... Я на мешок оперся, чую – чой-та жесткое там. А он говорит – мука, дескать. Ну, Йоргу развернул проверить-то.

Седенький проезжий еще хорохорился.

– Креститься надо, когда кажется! Ты сколько пил нынче, разбойник, чтобы мне, старику, эдакий вздор молоть?

Штефан метко сплюнул подсолнечную шелуху под ноги враз онемевшему от наглости дедку и прошел мимо, едва не толкнув его плечом. Вскочил на телегу.

– Принимай мешок, Макарко! Не иначе, он в мешке прячет то, чего в штанах уже нету!

Пандуры загоготали, а старичок только охнул, когда Штефан по плечо запустил руку в мешок, прямо в крупчатку. Отплевываясь от белой пыли, пошарил – и с торжеством извлек облепленный мукой подсвечник.

– Я бы тоже в штанах такое не держал, – фыркнул он и перебросил добычу капитану. – Ну, как?

Шандал был арабской работы: тонкая чеканка, черненое серебро...

– Дорогая вещь, – оценил Симеон. – В Австрии немалые деньги дать могут. Ладно, доставайте все, считать будем.

Мороя собрался уходить.

– А с волками-то чего, капитан?

Симеон отмахнулся.

– А! Ввечеру пойдем, послушаем. Раздавай патроны, кто пойти захочет.

Гицэ, о чем-то шептавшийся с Макаркой, вдруг смущенно кашлянул.

– Вечером вроде дождик будет, капитан.

– С чего бы? – удивился Мороя. – Вона ласточки у самых облаков летают, какой дождь?

Штефан поманил Макарку, вспорол завязки следующего мешка.

Гицэ нерешительно потоптался на месте, потом все-таки подошел к Симеону.

– Капитан... На два слова.

– Чего тебе? – добродушно переспросил Симеон. – Ввечеру опять по девкам собирался? Нет, брат, шалишь! Не хочешь за волками ноги по горам глушить – у рогатки посидишь, постережешь покамест...

В ответ один из первых помощников командира опустил глаза и вдруг решительно сказал:

– Михаю, чего хочешь, скажи, а ребят ночью не гоняй и заставу оставлять не надобно. Нет там никаких волков, так их и распротак.

Симеон откровенно растерялся.

– То есть как это – нет? С чего ты взял, что нет, если Михай говорит – воет?

– А как Михаю не говорить, если это я выл? – бухнул Гицэ и тут же фыркнул в усы. – А хорошо выл, стало быть...

Некоторое время Симеон осмысливал услышанное. Потом полез в затылок.

– Ладно... А зачем?

Гицэ обманулся его спокойствием – ухмыльнулся, стрельнул шалыми глазами.

– А когда волки, Михай-то при отаре ночует! А Михай при отаре, так наш Макарко к его дочке...

– Молчать!

Порскнул за поленницу серый козел, ласточки с тревожным свистом взвились в поднебесье. Штефан уронил с телеги очередной подсвечник, а Макарко присел у мешка. Симеон изливал гнев в бога, душу и мать так, что эхо в горах загуляло.

– Бараны! Сволочи! Так и так вашу мать через три забора в кочерыжку!

– Капитан...

– Молчать, тебе сказано! Я тебе отряд доверил! Я тебя в капитаны прочил! А ты!.. Ты!.. В горах воешь!

Застава грохнула хохотом. Даже старик-проезжий затрясся, прикрываясь ладонями. Не смеялся только Штефан. Прикусив губу и вздернув голову, подошел к бушующему капитану и звонко, перебивая смех, отчеканил на весь двор:

– Это я придумал, капитан!

– Да иди ты к... и не возвращайся неделю! – гаркнул Симеон. – Черта ли мне, кто это придумал?! А ну, вон пошел и делом займись!