Прокля'тая Русская Литература (СИ)

   -Ладно-ладно. Грех Толстого, как мне кажется, не в отсутствии ума и не в лживости. Он, кстати, очень честен по натуре и правдиво пишет: "Я проповедовал и учил... сам не зная чем..." И это верно. Чему он мог научить, когда гулял напропалую и не просыхал от кутежей до 33 лет? Он очень мало знал и, подобно Белинскому, не осознавал своей ограниченности. Я не хочу сказать, что он ничего не читал для самообразования. Читал, конечно, но образованным человеком он не стал никогда. Круг его чтения странен - Руссо, Монтескье, масонские журналы... Ощущение, что он нашел их в старом семейном шкафу своего деда. Он подлинно духовно застрял в эпохе Просвещения. При этом есть вещи и подлинно смешные, Алекс их почему-то пропустил. "Всегда ему было трудно всякое навязанное другими образование, и всему, чему он в жизни выучился, - он выучился сам, вдруг, быстро, усиленным трудом", - это пишет жена в "Материалах к биографии". Кто другой сказал бы что-нибудь подобное - смех на всю Россию подняли бы... "Сам, вдруг, быстро, усиленным трудом..."

   Но вот Чехов, говоря о Толстом, как-то сказал: "Чем я особенно в нём восхищаюсь, так это его презрением ко всем нам, прочим писателям, или, лучше сказать, не презрением, а тем, что он всех нас, прочих писателей, считает совершенно за ничто. Вот он иногда хвалит Мопассана, Куприна, Семенова, меня... Отчего хвалит? Оттого, что он смотрит на нас как на детей. Наши повести, рассказы, романы для него детские игры, и поэтому он, в сущности, одними глазами глядит и на Мопассана, и на Семенова. Вот Шекспир - другое дело. Это уже взрослый и раздражает его, что пишет не по-толстовски..." Вспомним и свидетельства университетские и армейские, и легко увидим, что не блуд и не уныние - его основные пороки. Со всех страниц его религиозных писаний встает нечто страшное - демоническая надменная гордыня, высокомерное упоение собой и титанический эгоизм.

   -Какой вы умный и наблюдательный, когда трезвый, Марк, - похвалил его Голембиовский.

   Ригер кивнул, проигнорировав насмешку, и продолжил.

   -Гордыня - грех страшный и смертный, но видят его только люди духа. Иоанн Кронштадтский много писал о сущности толстовства: "Желаете ли, православные, знать, что я думаю о Льве Толстом? Он объявил войну Церкви Православной и всему христианству, и как сатана отторгнул своим хребтом третью часть звёзд небесных, т.е. ангелов, сделал их единомышленниками с собою, так наш Лев, сын противления, носящий в себе дух его, отторг тоже едва ли не третью часть русской интеллигенции, особенно из юношества, вслед себя, вслед своего безбожного учения, своего безверия". А вот свидетельство архиепископа Никона (Рождественского) 1910 года: "Понадёргал клочьев из буддизма и из западных философий, прибавил кое-что от себя и поднёс миру всё это если не как новое откровение, то как новое слово... Гордыня - вот то, чем заражена была несчастная душа Толстого, и что сгубило её навеки... Помню, лет тридцать назад, когда он ещё ходил по монастырям, пришёл он со всей семьей в Троицкую Лавру... После осмотра достопримечательностей граф пожелал наедине поговорить с наместником, архимандритом Леонидом. Довольно долго длилась эта беседа. Когда он ушёл, покойный старец отец Леонид со вздохом сожаления сказал: "Заражён такой гордыней, какую я редко встречал. Боюсь, кончит нехорошо". Оптинский старец отец Амвросий вынес то же впечатление от графа. "Очень горд", - сказал старец после беседы с ним. И чем больше граф пускался в свои мудрования, тем гордыня эта росла в нём больше и больше. Очевидно, он считал себя непогрешимым в решении вопросов веры".

   В итоге Толстой взялся руководить душами, "старчествовать", и коли народ не признал его за старца, то ему пришлось дать знамение народу, переодевшись в крестьянскую одежду. Он притязает на роль философа, проповедника и религиозного учителя народов, и тут ограниченность его ума, его философского и духовного дара проявляется слишком очевидно. За некоторые его пьесы и проповеди просто стыдно, настолько коротки мысли и ничтожна философия. Созданное им учение не очень глубоко, не очень умно и очень высокомерно. Он, в принципе, берётся за неосуществимое по определению. Мухаммеду удалось создать религию, но тот был мистиком. Толстой же - прагматик и рационалист до мозга костей, а всякая попытка построить религию на преобладании разума неминуемо приводит к уродливым результатам. Я не смог продраться через его учение. Да и кто бы смог?

   Муромов кашлянул и скромно перебил коллегу.