Проклятая амфора

Его мать умерла при родах, и, чтобы не тронуться умом от давящего чувства вины, Мегакл старался не вспоминать о ней. Когда угасал отец, мальчик пытался отвлечь его и развеселить, мастеря кособокие кораблики из коры. Да и что сумел бы поделать шестилетний ребенок с болезнью, перед которой с позором отступили лучшие лекари? А потом кто-то отравил дядюшку Финея – Мегакл уже вырос, возмужал и имел настоящий шанс спасти его, если б только не задержался в пути. Таким образом, смерть отняла у него самых дорогих людей, и он каждый раз с этим мирился. Но только не теперь, да, не теперь! На сей раз Танат ⁷¹остался с носом – его черед разводить руками и свыкаться с неизбежным. Тирию ему не заполучить.

***

Восьмой час вечера

Из-за разыгравшегося ветра мысли Дианты на некоторое время отвлеклись от городских событий: она приказала завесить окна плотными гобеленами, разогреть в очаге большие камни и разнести их по комнатам, разыскала шерстяные одеяла. Едва ли непогода продержится до завтра, но ночью будет очень холодно. Наконец, хлопоты иссякли, и женщина вспомнила о супруге.

– Эй, Аруру, отправь-ка кого-нибудь в трапезу – вели узнать, все ли в порядке с вашим господином и когда он вернется? Только выбери раба потолковее, чтоб он хотя бы уразумел, куда его посылают и зачем.

– Прикажи, и я сама сбегаю! – глаза служанки возбужденно заблестели. – Заодно посмотрю, что творится в городе.

– Не сметь! – рявкнула хозяйка в ужасе. – Это же опасно!

Дианта очень дорожила своей рабыней. Аруру говорила на разных языках, в том числе и на греческом, так что с ней одной можно было поболтать. Общительную жену трапезита выводило из терпения вынужденное домашнее безмолвие. Она даже попыталась выучить несколько фраз по-арамейски и по-аккадски, но дальше них дело не продвинулось. К тому же, две ее невольницы оказались гельветками⁷², трое – секванками⁷³, а остальные принадлежали к племенам, о существовании которых Дианта и не подозревала. Иногда она чувствовала себя одиноким путником, заблудившимся в песках. Если бы только Инах получал достаточно денег за свою службу! Или научился бы брать взятки, как нормальные люди. Они смогли бы купить парочку образованных рабов и статуи для сада. Так нет же, он вечно осторожничает и трясется над каждым оболом.

– Как нелепо иметь мужа, от которого нет никакой пользы, – пробормотала женщина, размышляя вслух. – Все приходится делать самой.

Она вспомнила, как отец уверял ее, что с высоты прожитых лет и приобретенной мудрости способен выбрать для дочери идеального супруга. Ей-то куда больше нравился веселый и красивый сын мелкого торговца, чем Инах с его вечно поджатыми губами и кислой физиономией. «Ты слишком молода и ничего не понимаешь, – заявил Дианте отец. – Поверь мне, быть женою трапезита намного лучше!».

– Жаль, что ты так быстро умер, дорогой родитель, – прошептала она и грустно улыбнулась. – Не довелось тебе погостить у любимого зятя: откушать сыра с овощами в праздник, поспать на рассохшейся кровати, получить по голове куском отвалившейся штукатурки. А за садом у нас присматривают два осужденных разбойника: один однорукий, другой одноглазый, и оба заклеймены. Привратника мы полгода приучали к одежде, а одна из рабынь, купленных мне в помощь, никогда не видела ткацкого станка – зато гоняется за голубями и тайком их ест.

Створка входной двери с визгом отворилась, раскрасневшаяся Аруру радостно объявила:

– Кей вернулся: хозяина он не видел, но принес от него письмо. В городе еще неспокойно, солдаты всех бьют, три лавки сгорели дотла.

Дианта раздраженно поморщилась и выхватила папирус из ее рук. Инах не изменил себе даже в момент опасности – послание оказалось сухим и невозмутимым.

«Инах – Дианте. Любезная женушка! Я нахожусь в добром здравии под защитой, как тебе известно, полусотни городских стражников. Вместо того чтоб гонять раба почем зря, лучше бы проследила за приготовлением ужина – вчера латук подгорел так, что я едва его распознал».

Кипя от негодования, женщина отшвырнула свиток. Подумать только! Она беспокоится, не убили ли его, а он… он… Однако слово «подгорел», несмотря на грубость, напомнило о чем-то важном. Дианта заглянула в кухню и принюхалась – на огне ничего нет.

– Мои травы! – воскликнула она. – Я забыла забрать их из сушильни! Наверное, их смело ветром. Аруру, что же ты молчишь!

– Сейчас поднимусь и заберу, – тут же предложила рабыня.

– Не надо, я сама, – рассердилась Дианта и, прихрамывая, зашагала по лестнице.

***

Девятый час вечера