Мегакл, завидев у пристани длинную очередь, тянувшуюся почти до полей, простонал и едва не выронил ковер, в котором по-прежнему безмятежно спали Тирия с гадюкой. Занимать место в хвосте цепочки нет смысла – во всем Аполлонополе не найдется лодок, чтоб переправить такую ораву да еще с поклажей.
Тогда он решил попытать счастья в ближайшей деревне: конечно, топать до нее придется стадиев шесть, зато там живут знакомые рыбаки – за умеренную (или не очень, но какое это имеет значение?) плату они без проблем доставят архитектора в Коптос. Суденышки у них старые и утлые, но на комфорт Мегакл не рассчитывал. Его бы устроил и плот, и роль дополнительного гребца – лишь бы поскорее покинуть город.
– Смотрите, чудак не взял с собой еды, зато вцепился в ковер, как будто там мумия его почившей матушки, – услышал он у себя за спиной.
Очередь разразилась неудержимым смехом. Архитектор залился краской и побрел прочь, успокаивая себя тем, что доставил напуганным людям хоть какое-то удовольствие. Впрочем, одна женщина тут же выступила в его защиту:
– Помолчи, старый увалень. Ты-то позаботился о том, чем набить свой желудок, зато оставил дома жену и детей – на съедение проклятой амфоре.
Новый залп смеха и неодобрительное гудение.
– И эти передерутся, как пить дать, – прошептал себе под нос Мегакл. – Боги, неужели вы лишили разума и покоя всех жителей моей несчастной маленькой родины?
Он углубился в пустынные заросли прибрежного тростника: вероятная встреча с хищниками пугала его куда меньше агрессивных соотечественников. Мегакл подобрал длинную гладкую палку – должно быть, какой-нибудь пастух выронил ее, пока гонялся за овцами – и безжалостно рассекал ею высокую траву. Ноги увязали в рыхлой, влажной почве, идти стало намного труднее, а плечо совсем затекло. Изредка он подпрыгивал, чтоб взглянуть на окрестности и не сбиться с курса, но Тирия ни разу не шелохнулась.
***
Дианта пребывала в таком ужасном настроении, что рабы боялись к ней приближаться и обходили кладовую, где она наводила порядок, чтобы успокоиться, десятой дорогой. Впервые женщина, славившаяся всеведением, прозевала самые свежие новости! И, ладно бы, на то имелась веская причина, так нет же: утром ей захотелось хорошенько выспаться и встать чуть позже, чем обычно. Потом (о, непростительная глупость!) она отложила поездку на рынок и до часу дня развешивала травы в сушильне. А, когда, наконец, приказала подать носилки, привратник, не владевший греческим, хлопнулся перед ней на колени, вцепился в подол и что-то завизжал, не пропуская дальше порога.
– Да уймите же этого идиота! – испуганно вскрикнула Дианта, вспомнив, что застежка фибулы на правом плече не совсем надежна, и она рискует оказаться голышом, если раб продолжит тянуть ткань на себя.
– Госпожа, – встревожилась Аруру. – Он говорит, в городе бунт.
– Что? – опешила хозяйка. – Какой? Где? Почему?
Привратник услужливо выдал новый поток тарабарщины, бурно жестикулируя.
– Оратор на площади поднял восстание, – перевела Аруру. – И повел всех искать проклятую амфору, а заодно грабить и убивать. Остальные убегают к пристани и в пустыню.
Дианта на миг лишилась дара речи. Мало того, что какой-то невольник перехватил инициативу и сообщает
– Скажи, если он врет, я велю отрезать его поганый язык, – Дианта направила свой гнев на несчастного привратника.
Тот изверг очередную порцию шипяще-клокочущих звуков незнакомого наречия, тыча пальцем в сторону ворот.
– Он говорит, мимо твоего дома, госпожа, проходили целые семьи, которым не хватило мест на лодках.
– Когда?
– Да вот, совсем недавно.
– А почему я слышу об этом только сейчас?!
Аруру испуганно пожала плечами. Дианта, игнорируя слабую боль в поврежденной лодыжке, заняла наблюдательный пост за воротами, надеясь перехватить еще кого-нибудь из путников и вытрясти из них недостающую информацию, но до самого горизонта тянулись только бесконечные поля и сады – ни одного человека, не считая рабов, вычищающих каналы после уборки урожая. Простояв столбом до трех часов дня, женщина вернулась в дом и с остервенением принялась потрошить кладовые, приговаривая:
– Ничего без меня сделать не могут! Неужели не видно, что в бобах завелись черви, и их давно пора выбросить?