– О да. Именно этого он и ждал. Теперь я понимаю. Все эти годы я притворялся главным, смекаешь? Дескать, я его нашел и выиграл благодаря собственным силам…
– Выиграли? – воскликнул Марти.
– Конечно, выиграл. Но он мне позволил. Это был его способ соблазнить меня, который сработал. Конечно, он устроил целый спектакль, чтобы придать вес иллюзии, но я был таким самодовольным дураком, что ни разу не подумал о том, что он мог проиграть намеренно. Я хочу сказать, у него не было причин так поступать, верно? Причин, которые я мог бы заметить. По крайней мере, в то время.
– Почему он позволил вам выиграть?
– Я же сказал: чтобы соблазнить.
– В смысле… затащить в постель?
Уайтхед мягко пожал плечами.
– Да, возможно. – Эта мысль, казалось, позабавила его; тщеславие расцвело на его лице. – Я думаю, что, вероятно, был искушением. – Затем улыбка исчезла. – Но ведь секс – ничто, не так ли? Я имею в виду, что, когда речь заходит о собственности, трахать кого-то – банально. То, чего он хотел от меня, было куда более глубоким и постоянным, чем любой физический акт.
– Вы всегда выигрывали, когда играли с ним?
– Я больше никогда не играл против него, это был первый и единственный раз. Знаю, звучит неправдоподобно. Он был азартным игроком, вроде меня, но, как я уже говорил, он не интересовался картами ради ставок.
– Это была проверка.
– Да. Чтобы посмотреть, достоин ли я его. Гожусь ли для того, чтобы построить империю. После войны, когда начали восстанавливать Европу, он часто говорил, что настоящих европейцев не осталось – все были уничтожены тем или иным холокостом, – и он последний в роду. Я ему верил. Все эти разговоры об империях и традициях. Я был польщен тем, что он льстит мне. Он был более образованным, убедительным и проницательным, чем любой человек, которого я встречал до того или потом. – Уайтхед погрузился в задумчивость, загипнотизированный воспоминанием. – Все, что осталось сейчас, – шелуха, конечно. Ты не можешь по-настоящему оценить, какое впечатление он произвел. Не было ничего, что бы он не мог сделать, если бы захотел. Но когда я говорил ему: зачем ты связываешься с такими, как я, почему бы тебе не заняться политикой, какой-нибудь сферой, где ты можешь непосредственно обладать властью, он бросал на меня странный взгляд и говорил, что все уже было. Сначала я подумал, он имел в виду, что такая жизнь предсказуема. Но теперь понимаю: он имел в виду что-то другое. Видимо, что был этими людьми, все это уже делал.
– Как такое возможно? Один человек.
– Даже не знаю. Это всё предположения. Так было с самого начала. И вот я здесь, сорок лет спустя, все еще жонглирую слухами.
Он встал. По выражению его лица было очевидно, что сидячее положение вызвало некоторую скованность в суставах. Выпрямившись, он прислонился к стене и, запрокинув голову, уставился в пустой потолок.
– У него была одна большая любовь. Одна всепоглощающая страсть – случайность. Он был одержим ею. «Вся жизнь – случайность, – говаривал он. – Фокус в том, чтобы научиться ею пользоваться».
– И все это имело для вас смысл?
– На обретение смысла потребовалось время, но в течение многих лет я разделял его увлеченность, да. Не из интеллектуального интереса. У меня его никогда не было. Но потому, что я знал: это может принести силу. Если можно заставить провидение работать на тебя… – он взглянул на Марти, – разобраться в его системе, так сказать… мир поддастся тебе. – Его тон сделался унылым. – Взгляни-ка на меня. Видишь, каких высот я добился… – Уайтхед издал короткий горький смешок. – Он жульничал, – сказал он, возвращаясь к началу разговора. – Не подчинялся правилам.
– Это должна была быть Тайная Вечеря, – сказал Марти. – Разве я не прав? Вы собирались сбежать до того, как он придет за вами.
– В некотором смысле.
– Как?
Уайтхед не ответил. Вместо этого начал рассказ с того места, на котором остановился.
– Он многому меня научил. После войны мы некоторое время путешествовали, собрав небольшое состояние. Я со своими навыками, он со своими. Потом мы приехали в Англию, и я занялся химией.
– И разбогател.
– На зависть Крезу. Это заняло несколько лет, но деньги пришли, власть пришла.
– С его помощью.
Уайтхед нахмурился, услышав это неприятное замечание.
– Да, я следовал его принципам, – ответил он. – Но он процветал ничуть не меньше, чем я. В его распоряжении были мои дома, друзья. Даже моя жена.
Марти хотел что-то сказать, но Уайтхед перебил его:
– Я тебе рассказывал про лейтенанта? – сказал он.
– Вы упомянули о нем. Васильев.
– Я сказал, что он умер? Не выплатил долги. Тело вытащили из канализации Варшавы.
– Мамулян убил его?
– Лично – нет. Но да, я думаю… – Уайтхед замолк на полуслове, почти наклонил голову, прислушиваясь. – Ты что-нибудь слышал?
– Что?
– Нет. Все в порядке. Померещилось. О чем я говорил?
– Лейтенант.