– Беги! – это все, что он смог крикнуть Карис, но белокурый бог остановил ее, когда она выскользнула в коридор, оттолкнул назад тем же путем, которым она пришла, с выдохом «нет», прежде чем продолжить свой путь к Марти. – Держи ее, – сказал он своему спутнику, взявшись за Марти. Том скрылся из виду вслед за Карис, и послышался шум борьбы, но у Марти не было времени анализировать его, так как Чед согнул его пополам ударом в живот. Марти, слишком сбитый с толку внезапным потоком действий, чтобы приготовиться к боли, застонал и привалился спиной к входной двери номера, захлопнув ее. Белокурый юноша последовал за ним по коридору, и сквозь слезы Марти успел заметить следующий удар, прежде чем тот достиг цели. Он не видел ни третьего, ни четвертого. Между ударами и пинками не было времени ни выпрямиться, ни перевести дух. Выкормленное на кукурузе тело, колотившее его, было гибким и сильным, более чем равным Марти. Он лишь бестолково дергался под ударами, чувствовал себя чертовски усталым и больным. Его нос снова начал кровоточить, но спокойные глаза по-прежнему пристально глядели на него, пока кулаки избивали тело до черноты. Глаза были спокойными, как молитва. Марти упал на колени; его голова была откинута назад в вынужденном восхищении, когда белокурый юноша плюнул на него. Марти сказал: «Помогите» – или что-то в этом духе, – когда упал.
Мамулян вышел из игорной комнаты, оставив пилигрима наедине с его слезами. Он выполнил просьбу старика – они сыграли пару партий в память о былых временах. Теперь снисходительность закончилась. И что за хаос в холле: клубок тел у входной двери, брызги крови на стене? А, это Штраус. Каким-то образом Европеец ожидал опоздания на торжества; кто это будет, он не предвидел. Он прошелся по коридору, чтобы посмотреть, какой ущерб нанесен, и со вздохом посмотрел на изуродованное, покрытое слюной лицо. Святой Чед с окровавленными кулаками слегка вспотел: запах молодого льва был сладок.
– Он уже почти ушел, – сказал Святой.
– Конечно, – ответил Европеец, жестом приглашая юношу уступить ему место.
Лежа на полу в прихожей, Марти смотрел на Последнего Европейца. Воздух между ними, казалось, зудел. Марти ждал. Конечно, смертельный удар последует быстро. Но не было ничего, кроме взгляда этих ничего не выражающих глаз. Даже в своем разбитом состоянии Марти видел трагедию, написанную на маске лица Мамуляна. Это больше не пугало его – просто завораживало. Этот человек – источник Ничто, встречу с которым он едва пережил на Калибан-стрит. Разве призрак этого серого воздуха не таился сейчас в его глазницах, просачиваясь из ноздрей и рта, будто огонь тлел в его черепе?
В комнате, где они с Европейцем играли в карты, Уайтхед крадучись подошел к своей импровизированной кровати. События в холле на время сместили фокус внимания, и это было кстати. Он сунул руку под подушку и вытащил спрятанный там пистолет, затем прокрался в смежную гардеробную и скрылся из виду за шкафом.
С этой позиции он мог видеть Святого Тома и Карис, стоявших в коридоре и наблюдавших за происходящим у входной двери. Оба были слишком поглощены гладиаторами, чтобы заметить что-то в темной комнате.
– Он мертв? – спросил Том издалека.
– Кто знает? – услышал Уайтхед ответ Мамуляна. – Оттащи его в ванную, с глаз долой.
Уайтхед наблюдал, как бесчувственное тело Штрауса протащили мимо двери в комнату напротив, чтобы бросить в ванную. Мамулян подошел к Карис.
– Ты привела его сюда, – просто сказал он.
Она не ответила. У Уайтхеда зачесалась рука с пистолетом. С того места, где он стоял, Мамулян был легкой мишенью, если не считать того, что Карис его заслоняла. Неужели пуля, выпущенная ей в спину, пройдет сквозь нее и попадет в Европейца? Над этой идеей, хоть и ужасной, следовало подумать: речь шла о выживании. Однако секундное колебание лишило его этого шанса. Европеец проводил Карис в игорную комнату, и оба оказались вне зоны досягаемости. Впрочем, это не имело значения – поле действий осталось чистым.
Уайтхед выскользнул из укрытия и бросился к двери гардеробной. Выйдя в коридор, услышал голос Мамуляна:
– Джозеф?
Уайтхед пробежал несколько ярдов до входной двери, зная, что шансы на побег без насилия ничтожно малы. Он взялся за ручку и повернул ее.
–