— Минри. Ты можешь звать меня Минри. И поверь, предо мной ты воистину дитя, потому что годами я старше твоей прабабки. Не смотри на лицо, девочка, ты ведь уже поняла, куда стоит смотреть. Сядь.
Чинка взглядом указала ей на горку подушек, и Наргис опустилась на них.
— Мне сказали, ты можешь предсказать судьбу, госпожа Минри, — решительно сказала она, постаравшись забыть о странностях гадалки так же, как о ее красоте.
Может, это действительно маска древней колдуньи, а может, в юном теле живет древняя душа — кто этих чародеев разберет?
— И предсказать, и изменить, — серебряно прозвучало в полутемной комнате, а Наргис вдруг почувствовала запах цветущих деревьев. — Чего именно хочешь ты, дочь ир-Даудов?
Наргис вздрогнула, но тут же осадила себя. Конечно, Иргана распустила язычок, похваставшись, кому служит.
— Узнать кое-что, — сказала она, не без удовольствия услышав, что голос опять стал обычным. — Ты мне погадаешь?
— Нет, — спокойно уронила Минри. — В этом нет нужды. Ибо на все вопросы, что ты можешь задать, ответы тебе уже ведомы. Ты скрываешь их от себя, но в глубине души знаешь, и именно это источник твоего страха. Разве не так, дитя?
— Я… не знаю… — беспомощно проговорила Наргис, разом потеряв изрядную долю самоуверенности, потому что гадалка говорила совсем не то, что должна была, но то, что находило беспощадный отклик в душе Наргис, как стрела находит щель в доспехах. — Я не знаю свою судьбу. И ответов на свои вопросы я тоже не знаю! — запоздало возмутилась она. — Если не хочешь гадать, так и скажи!
— Хорошо. — По бесстрастному лицу чинки мелькнула быстрая улыбка. — Давай поиграем в эту игру, раз тебе так уж хочется. Задавай вопросы и услышишь ответы. Или будешь проверять меня, как эта смешная девочка, твоя служанка? Попросишь рассказать твои тайны, о которых никто не знает?
— Почему бы и не проверить? — упрямо бросила Наргис. — У меня нет тайн, которых я должна стыдиться.
— О да, — насмешливо согласилась чинка. — Ничего такого, чего постыдилась бы дочь твоего рода, это верно. Так о чем же тебе рассказать? Может, о том, как однажды твой брат посмеялся над твоим изменяющимся по-женски телом, а ты отхлестала его тяжелым мокрым полотенцем? Или о том, как ты купила в книжной лавке поэму бездарного писаки лишь потому, что художник оказался лучше поэта, и юный красавец, нарисованный на шелковой обложке книги, пробудил в тебе томление? Ах, эта книга до сих лежит в твоем заветном сундучке среди самых любимых, хотя открывала ты ее пару раз и, прочитав страничку, закрыла навсегда…
— Перестань…
Наргис в изумлении почувствовала, как краснеет. Все верно… И вроде бы ничего особенно тайного в этом нет… Про случай с Надиром гадалке мог рассказать кто-то из домашних, хотя никто их ссоры не видел, а Надиру и в голову не пришло пожаловаться. Но ладно… А книга? Откуда чинке знать, почему Наргис ее купила?!
— Или, может быть, мне рассказать о шкатулке черного дерева? — так же мягко и с усталой насмешкой спросила гадалка. — О том, чьи письма лежат в ней, и сколько сладких слезинок стоит тебе каждое письмо, которое в нее добавляется…
— Прекрати! — яростно бросила Наргис, в последний миг понизив голос, чтобы воины, стерегущие за дверью, не вломились, чего доброго, ее спасать. — Вот уж это точно не твое дело! Хорошо, я… я верю.
Она с огромным усилием отогнала мысль, кто из служанок мог рассказать о… шкатулке. Это уже не детские шалости и даже не девичьи секреты, это… Нет, потом. Об этом она подумает потом, а сейчас пусть эта… эта… Ответит!
— Я и в самом деле проклята? — выпалила она то, что вертелось на языке. — Кем? Как это снять?
— Это целых три вопроса, дитя, — улыбнулась чинка неожиданно ласково. — И ответы на второй и третий кроются в первом. Что есть проклятие и что есть дар? Сняв проклятие, не откажешься ли ты от дара, самого драгоценного в твоей жизни?
— Так…
Наргис вдруг охватило горькое разочарование. А она-то поверила… Примчалась сюда, ожидая чуда! И встретила обычную туманную болтовню, чтобы заморочить голову богатой дурочке.
— Можешь больше не трудиться, — холодно сказала она чинке, поднимаясь. — Такое предсказание я могла бы получить у любой базарной гадалки или жреца в храме. Уж разницу между даром и проклятием я знаю хорошо. Дар не приносит смертей! А я…
— Ты не приносишь их тоже, — бесстрастно и еще холоднее прозвучало в ответ. — Сядь, глупая девчонка. Ты хочешь правды? Чистая правда опасна, как обнаженный клинок. Ибо как клинок не хочет возвращаться в ножны, не испив крови, так и правда мстит за свое обнажение тем, что, прозвучав, меняет мир. Сядь, я сказала.
Пораженная Наргис молча села.
— Дай руку.
Она протянула руку и вздрогнула, когда холодная тонкая рука, словно сделанная из того же чинского фарфора, взяла ее запястье тонкими цепкими пальцами.