— Понимаю, — тихо откликнулся Халид, не отводя глаз от огня. — Ты — неплохой хозяин, Раэн. Ты не пошлешь меня туда, куда побоишься идти сам. Не будешь зря пользоваться своей властью. Но ты ведь никогда и не отпустишь меня…
— Не отпущу… — вздохнул Раэн. — Это уже не в моей власти.
— Кто ты, Раэн? — спросил Халид, помолчав. — Кому я должен служить?
— Не кому, а чему, — отозвался чародей, сложив руки на груди и тоже глядя то ли на огонь жаровни, то ли в окно, за которым солнце лило кипящий мед полуденного света. — Я хранитель равновесия. Моя работа — следить, чтобы ни Тьма, ни Свет не получили преимущества.
Халид поморщился. Тьма, Свет… Слишком много красивых слов, которые пристали жрецам и магам. Ему бы что-нибудь понятнее.
— Ты — демон? — уточнил он. — Или все-таки человек?
— Ни то, ни другое, — улыбнулся Раэн. — Мой народ живет за границей известного тебе мира, и в твоем языке нет слова, чтобы меня назвать. Но я смертен и далеко не всемогущ, потому ты мне и нужен. Можешь считать меня джинном, это самое близкое, что придумали люди. Ну, что еще хочешь узнать?
Пожалуй, он и в самом деле готов был отвечать, но Халид вдруг понял, что не знает, о чем спрашивать. Все, что ему на самом деле нужно, это освободиться от чужой власти, а на такой вопрос Раэн точно не ответит. Спрашивать же о чем-то другом, вроде настоящей судьбы прошлой Тени чародея, Халид не собирался. Отповедь Раэна об искренности он запомнил хорошо. Самые крепкие письмена те, что вырезаны в памяти болью или унижением. Хотя…
— А когда мы снова отправимся на кладбище? — спросил он и, спохватившись, помешал плов деревянной лопаткой.
— Зачем? — удивился Раэн. — Тебе понравилось?
У Халида на языке так и вертелось, что больше всего ему понравилось, каким тихим и безобидным был Раэн, пока раненым валялся в постели, но он решил не дергать тигра за усы, чародей и так ему многое спускал. Слишком многое для раба, если уж говорить начистоту.
— Там стая гулей осталась, — напомнил он. — Выводок молодой шахини.
— Ах, гули… — Раэн поморщился. — Нет, Зеринге, это уже не наша забота.
— Что?!
Скажи Раэн, что солнце встает в закатной стороне, а ягненок может загрызть волка, Халид бы так не удивился.
— Почему не наша?!
— Потому что обычно они не убивают. — Раэн взял в руки джезву, где еще осталось достаточно кофе, и пристально посмотрел на нее, сжимая в ладонях. Почти сразу над темной поверхностью появился едва заметный парок, и чародей налил согревшийся кофе в чашку. Кивнул на джезву Халиду, но Зеринге молча покачал головой, а Раэн пояснил: — Гули — твари мерзкие, но у них тоже есть место в круговороте жизни. Туда, где исчезнут гули, на их место неизбежно придет гхейр. А это куда хуже, чем стая подземных трупоедов.
— Гхейр?
— О них сказок не рассказывают, верно? Мало кто знает о существовании гхейров, очень уж трудно пережить встречу с ними. Точнее, с ним. Гхейр — одиночка.
Целитель помолчал, отпив кофе, потом продолжил:
— Представь себе гуля, но крупного, как матерый леопард, и при этом гораздо умнее. Гхейр питается падалью по необходимости, а так он предпочитает охоту на живую дичь. Понимаешь, что это значит?
— Да уж, — отозвался Халид.
О гхейрах он никогда не слышал, но Раэн был серьезен, а боги создали немало тварей, которые предпочитают прятаться от людей.
— А чем ему трупоеды мешают?
— Сложно сказать, — пожал плечами чародей. — Одно известно, гхейр никогда не появляется на кладбище, если оно занято гулями, это точно. С целой стаей даже ему все-таки не справиться. А сытый гуль никогда не нападет на человека. Те, что остались, еще очень долго будут сытыми: у них лет пятьдесят до появления новой матки, а делится стая еще реже.
— Все равно это мерзость, — убежденно бросил Халид. — Покойники отправляются на корм вонючим гадинам!
— Ты прав. — Раэн подлил себе еще кофе и вернул джезву на столик. — Но лучше уж гули, чем гхейр. Я не могу поселиться на кладбище и всю жизнь его охранять. А падальщики отлично стерегут свои владения. Да, это отвратительно. Но такова моя работа: допускать малое зло, если оно спасает от зла большего. Это и есть равновесие.
— К демонам такое равновесие! — Халид все еще не мог забыть мерзких тварей. Пусть у него самого на харузском кладбище никто не похоронен, но глумиться над мертвыми — противно богам. — Почему просто не рассказать людям? Кладбище можно осматривать, выходы из нор перекрыть, устроить ловушки…