Проклятая невеста

А потом Лейлин вдруг успокоилась. Глянула на Наргис огромными глазами, горящими, как в лихорадке, и ее побледневшие губы прошептали, что боги все видят и накажут виноватую…

Наргис не испугалась, потому что и сама так думала. Боги видят все. А в чем ей себя было упрекнуть?! Если бы Аледдин в том письме не запретил, она бы сбежала к нему даже против воли родителей! Ну и что, что он болен? Она была бы рядом столько времени, сколько отмерила им судьба! Больному еще нужнее забота, ласка и нежность… И, может быть, сама смерть отступила бы, сжалившись над ее просьбами. Ведь бывают же не только страшные чудеса?

Но где тогда был Джареддин? И если сейчас он пожелал ее в жены, то почему только сейчас?

«Потому что пока был жив отец, он не отдал бы меня замуж против моей воли, — очень разумно сказала себе Наргис. — А тягаться с Солнечным визирем сыну умершего Лунного не под силу. Разве что сам шах приказал бы. Но пресветлый государь любил и ценил отца, он не стал бы его принуждать».

Несмотря на слепящее солнце за окном, она обняла себя руками за плечи, словно от холода. Черная лихорадка… Страшная и неминуемая смерть, которая почему-то пощадила их с Надиром, но забрала матушку, отца и маленького брата. Так ли эта смерть была неминуема? Или, может быть, Джареддин уже получил отказ?!

— Если это так… — прошептала Наргис. — Я выйду за тебя замуж! Встану перед алтарем, принесу все положенные клятвы, взойду на твое ложе. Буду терпеть и улыбаться, буду услаждать тебя… Рано или поздно ты поверишь моей любви! А тогда… нож в сердце или отравленный кубок, один на двоих — мне все равно!

Она опомнилась, лишь когда поняла, что сжимает тонкую шелковую шаль, а не рукоять кинжала. И пальцы болят от напряжения… Но как узнать, правда ли это? И даже если нет, как защититься от Джареддина? Сбежать из Харузы к дядюшке с братом? Самое простое и заманчивое решение. Но она не станет этого делать, не укажет ядовитой твари путь к своей семье…

И прежде, чем что-то делать, нужно узнать главное.

Сдернув измятую шаль, Наргис раздраженно кинула ее на постель. Подошла к столику со шкатулками и открыла одну из них, вставив кольцо, которое всегда носила на пальце, в потайной паз. Крышка тихонько щелкнула, и шкатулка открылась, показав горку драгоценностей, а главное — связку всевозможных ключей!

Вот ее-то Наргис и взяла, почувствовав знакомую холодную тяжесть, такую успокоительную. И поспешила из спальни, надеясь, что не придется объяснять любопытным домочадцам, почему она открывает дверь, к которой после смерти отца никто в доме даже прикоснуться не решался.

Дверь отцовских покоев подалась с такой готовностью, словно все это время ждала именно ее. Наргис переступила порог, внутренне содрогнувшись, вдруг внутри будет как в склепе? Но тут же ее печально и ласково обняла память об отце. Книги, оставленные им на столе, брошенная на диване в углу накидка, полусгоревшие свечи в высоких медных подсвечниках и письменный прибор… Отец любил, чтобы она чинила ему перья и наливала чернила. А Надир ревновал, но ему и так доставалось больше отцовского времени! Брат уже давно помогал отцу в делах, переписывая для него бумаги и выполняя поручения…

Наргис осторожно прошла по запылившемуся ковру, словно боясь потревожить спящего. Опустилась на колени перед диваном и уткнулась лицом в отцовскую накидку, вдохнула запах… И разрыдалась, как маленькая девочка, разбившая колени и прибежавшая жаловаться на гадкие злые качели! Слезы текли сами собой, и самым страшным было понимать, что больше никогда ласковая тяжесть отцовской руки не погладит ее голову и плечи. Никогда она не услышит разумный совет и доброе слово… Никогда! Никогда!

Сколько так Наргис просидела на ковре у дивана, она не знала. Но все-таки слезы, казавшиеся бесконечными, иссякли, и она встала, уже понимая, что делать дальше. Бороться! Чтобы отец даже в райских садах гордился ею!

Подойдя к столу, она села в тяжелое и тоже запылившееся кресло, положила ладони на теплое дерево перед собой. Подумала, не открыть ли окно, чтобы впустить свежий воздух вместо застоявшегося, но отвлекаться не стала. Ей нужны… Да, именно эти тома, на кожаной обложке которых отцовской рукой аккуратно написаны названия лет. «Золотой Дракон», «Огненный барс», «Белая лошадь»… Отец вел эти записи большую часть жизни! Иногда он давал Наргис и Надиру несколько страниц, исписанных ровным, округлым, как жемчуг, почерком, и они, затаив дыхание, читали обычные записи о рождениях, свадьбах и поездках, как невероятные тайны!

«Огненный барс» — вот что ей нужно. Год, когда была заключена помолвка!

Наргис нетерпеливо пролистала записи о встрече чинского посольства и казни каких-то заговорщиков… Вот! «Двадцать седьмого дня месяца Цветущих Гранатов под благоприятными звездами и луной я дал слово Шамси ир-Джантари, что моя дочь Наргис станет женой его сына Аледдина не далее, как через луну. Слову моему были свидетелями почтенный жрец Света Тарун ир-Камри и жрица Великой Матери Хамиза ир-Басейни… Гостями на помолвке были…»