Проклятая сабля крымского хана

Девлет Гирей в задумчивости потер подбородок, покрытый сеточкой морщин.

— Значит, вы верите этому Кудеяру? — спросил он и прищурился. Глаза превратились в узкие щелочки. — А коли этот боярский сын и не предатель вовсе? Может, он разведчик Ивана IV? Что, если в западню нас заманивает? Об этом вы не думали?

Мирзы покачали головами в пушистых шапках.

— Не думаем, великий хан, — отозвался один из них. — Пусть они ведут наше войско к Москве, а сами впереди выступают. Если в засаду угодим — я первый их обезглавлю. Не похожи они на глупцов, понимают, чем грозит ложь.

— А если они жизнью своей готовы пожертвовать? — не унимался крымский хан. — Да, пожертвовать ради того царя-батюшки, которого кляли мгновенье назад.

Военачальники переглянулись. В словах их повелителя прослеживалась неоспоримая логика.

Мустафа-ага снова выступил вперед.

— Тогда нам нужно разделиться, — произнес он. — Одна часть конницы пойдет на Серпухов и ударит по русским частям. А другая продолжит путь на Москву. Пусть Иван подумает, что часть конницы — это все наше войско, и пошлет туда подкрепление. А мы тем временем доберемся до столицы. Если мы поступим так, я буду чувствовать себя спокойно.

Хан почесал бороду.

— Позови мне этого Кудеяра, — приказал он, — я хочу с ним переговорить с глазу на глаз.

Мустафа-ага поклонился и удалился, недоумевая, зачем господину беседовать с предателем. Он предлагает ему прекрасный план, который позволит внести смуту в стан русских. Неужели у Девлет Гирея свои мысли? Он отыскал Кудеяра у костра. Перебежчики мирно беседовали и, увидев доверенное лицо хана, вскочили. Визирь жестом приказал Тишенкову следовать за собой.

— Ступай в шатер хана, — сказал он предателю, по лицу которого разливалась белизна. — Он желает с тобой говорить.

Тишенков покорно направился в шатер Девлет Гирея и застал его, пьющего чай и лежащего на парчовых подушках. Предатель склонил перед ним голову, гримасничая обезьяньим лицом.

— Что прикажете, повелитель?

Хан усмехнулся:

— Давно ли ты говорил такие слова царю Ивану? Язык-то не противится мне это произносить?

Тишенков принял угодливую позу.

— Верой и правдой готов служить тебе, великий хан.

— А если ты заслан царем? — Девлет Гирей не отводил взгляда от лица Кудеяра, и оно то серело, то белело, то краснело от страха. — А если ты в ловушку заманить меня хочешь?

Тишенков собирался было размашисто осенить себя крестом, но, вспомнив, что перед ним иноверец, опустил руку.