Проклятая сабля крымского хана

* * *

Довольный Девлет Гирей, которому донесли о богатой добыче (больше всего хвалились девочками и мальчиками: Кафа была главным невольничьим рынком, куда со всех концов земли стекались чужеземные корабли), сидя в шатре в сотне километров от сожженной Москвы, сочинял грамоту своему недругу Ивану IV. Он счел, что нужно повернуть назад, самое главное им уже сделано. Сыновья, сложившие головы в Судбищенском сражении, отомщены, отомщена и сабля, навеки для него потерянная. Когда визирь попросил позволения войти, он крикнул расслабленным голосом:

— Я жду тебя, Мустафа-ага, мне нужно с тобой посоветоваться.

Визирь выглядел уставшим и больным. Простуженная поясница снова давала себя знать, и великий воин с трудом взбирался на коня.

— Я слушаю вас, великий хан, — хрипло произнес он.

— Что говорят мои люди? — поинтересовался Девлет Гирей, поудобнее усаживаясь на подушки. — Не клянут ли за то, что я вернулся назад?

— У каждого свое мнение, — отозвался визирь уклончиво. — Я, например, прекрасно понимаю, почему вы это сделали. Гонцы приносили вести о большом войске русских, которое в любую минуту может оказаться возле Москвы. А наши воины устали после длительного перехода и ожесточенного сражения, они не готовы добить противника. Правда, вы думаете точно так же?

Легкая улыбка тронула тонкие губы хана. Он радовался, что визирь всегда понимал его с полуслова.

— Именно так я и рассуждаю, — подтвердил он, дернув себя за поредевшую бороду, — и это правильно. Как бы то ни было, я нанес русским страшный удар и теперь вправе диктовать свои условия. Ты поможешь составить грамоту, и я отправлю послов к Ивану IV, потребовав назад Казань и Астрахань. Думаю, он мне не откажет.

Глава 35 Наши дни. Тульская область

К часу Жанне удалось задремать, несмотря на беспокойное состояние. Когда раздался негромкий стук в дверь, она подскочила, протирая глаза.

— Ты готова? — поинтересовался Андрей и вошел, не спрашивая разрешения. — Прими душ, освежись — и мы отправимся в путь. Через пятнадцать минут я жду тебя в коридоре.

Жанна закивала — голова задергалась на тонкой шее. Она поплелась в ванную комнату, преодолевая дремоту, и вскоре, одетая, вышла в коридор. Андрей уже ожидал ее.

— Скорее во двор. — Они почти побежали по лестнице. Дверь дома, как и обещал хозяин, осталась открытой, стояла пугающая тишина, но Ломакин был уверен, что за ними следит не одна пара глаз.

— Вот наши вещи. — Он подхватил рюкзаки и футляр с саблей. — Черт, Завьялов оказался прав. Она чертовски тяжелая. Жанна, тебе придется взять кое-что из вещей. Посмотрим, кстати, что он сюда положил.

В рюкзаках оказались две емкости с питьевой водой и две банки говяжьей тушенки. Каравай был завернут в хлопковую салфетку.

— Скупердяй, — выругался Ломакин. — Две банки тушенки! Это нам на обед. А на ужин?

— Он уверен, что ужина не будет, — прошептала женщина.

— Ладно, что-нибудь придумаем. — Он будто не слышал ее слов. — Вот, возьми, я положил в твой рюкзак хлеб и тушенку. Потянешь?

— Потяну. — Она покорно взяла поклажу. — А что еще остается делать?

Андрей посмотрел на свою спутницу, порывисто обнял и прижал к груди.

— Жанна, главное — это присутствие духа. Тогда мы сможем все. Если мы сдадимся здесь и сейчас, лучше вообще никуда не идти.

Женщина вырвалась из его объятий: