– А зубная фея даст мне за мой зуб доллар? – поинтересовался Рич. Стоматолог вздохнул, будто эта шутка давно его утомила. – Хороший у вас катер.
– Спасибо.
– Часто на нем катаетесь?
– Мы его купили для нашего сына.
– Чем он занимается?
– Он адвокат. – Стоматолог взял у Астрид шприц. – Вы почувствуете укол. – Рич поморщился. – Теперь надо подождать минутку, пока не подействует заморозка.
Они оставили его одного. Рич дрожал от нервов – сначала думал, что он так переживает из-за нее, сидящей так близко, но в одиночестве ему стало еще страшнее. Десну начинало покалывать, онемение постепенно распространилось на всю челюсть. Телевизор в соседней комнате. Папоротник в фарфоровом горшке у двери.
– Хорошо, – сказал стоматолог. Астрид заняла свое место по другую сторону от его головы. – Вы почувствуете некоторое давление.
Лежа на спине, Рич искал, чем бы отвлечься от Лэнгли, который вырывал зуб, словно освобождал корень дерева железным прутом. Он почувствовал вкус крови. Каждые несколько минут стоматолог останавливался, чтобы Астрид отсосала жидкость. Уставившись на потолок, лишь частью своего сознания заметив, что у него изо рта вытащили скользкий белый комок.
– Будет болеть, когда пройдет заморозка. – Лэнгли снял перчатки, испачканные кровью, и бросил их в мусорное ведро.
Он вымыл руки и ушел, прежде чем Рич успел поблагодарить его. Комната кружилась от того, что он слишком резко сел.
– С вас сорок пять долларов. – Астрид надела очки, чтобы выписать чек, протянула ему квитанцию, и ее рука протянулась сквозь время, та самая рука, которая когда-то подарила ему лучшую на свете мушку, и она приземлялась на воду, легко и невесомо, словно настоящее насекомое, и от поднятых морд форели кругами расходилась рябь. Рука, которой она когда-то взяла его руку, чтобы прижать к своему животу. Ему было девятнадцать лет, и он рассмеялся, чтобы прогнать страх.
«
«
В истории Гундерсенов не было ни одной девочки, но вдруг, по воле Астрид, она появилась.
«
Астрид улыбнулась, как будто эта мысль доставила ей удовольствие, а может быть, оглядываясь назад, это было лишь удовлетворение от победы. Через день она передумала.
После всего этого – дождь хлестал по лобовому стеклу, пока он искал, что сказать, когда они возвращались от Джун Миллхаузер из Самоа, и в конце концов остановился на «
– Это ваш внук? – Она кивнула на его открытый бумажник, на школьную фотографию Карпика, улыбающегося во все ямочки на щеках.
– Сын. – Язык казался Ричу онемевшим и неуклюжим, между зубов зажат марлевый тампон, чтобы остановить кровотечение.
– О. – Она еще мгновение смотрела на бумажник, как будто он мог переключиться на следующую фотографию.
– У нас только один ребенок. Коллин… моя жена… мы потеряли несколько… Восьмерых, – поправил он себя. – Мы потеряли восьмерых детей.
Он подождал, как будто Астрид могла сказать, что ей жаль. Он все еще чувствовал тяжесть маленькой посылки, которую Джун Миллхаузер передала ему, чтобы он засунул ее в печь – малыша размером с сердцевинку от яблока. Ему так хотелось развернуть ткань. Сжигать то, что должно быть похоронено, было как-то неправильно.
– Раньше я думал о нем, – признался он. – О ней. Долгое время, даже после того, как я перестал думать о… – Он прочистил горло.
Он так долго вынашивал эту мысль, что почувствовал облегчение, когда наконец-то сказал ее вслух. Астрид закрыла бухгалтерскую книгу.
– Я рада, что ты нашел близкого человека.
Он вытащил из кармана мушку и бросил ей на стол. Она опустила над ней руку, словно собираясь прочитать молитву.
– Прощай, Рич.
Он стоял перед закрытой дверью, держа в руках конверт из вощеной бумаги, в который она положила его зуб. Никто не спросил, нужен ли он ему. Он похлопал себя по щеке, проверяя, на месте ли его лицо. Надвигался туман. Он ехал медленно, чувствуя, как влечет его к себе кривая дорога Новой надежды. Он проехал свой дом и, не останавливаясь, свернул в сторону Реквы, на отлогое возвышение.