Проклятье в наследство

Вальзард села на диван, а мужчина опустился на колени, чтобы было удобнее. Цербер подошел к хозяйке и, аккуратно ткнув ее носом в ногу, растворился в воздухе.

– Ой! – удивилась она. – Профессор Сумирьер, а куда Дэрс делся?

– Не волнуйтесь, – успокаивающе начал он. – Он некоторое время не сможет к Вам приходить, так как ему нужно залечить раны и набраться сил, – мужчина тяжело вздохнул. – К тому же, ему надо к Вам привыкнуть.

– А сколько я его не буду видеть? – поинтересовалась Амали, наблюдая, как ей аккуратно бинтовали запястье.

– Не могу сказать, не знаю, – задумался Сумирьер, пожав плечами. – Он сам первый раз появится, когда будет готов.

– Ладно, – немного расстроено произнесла она.

– Ну, вот, – закончив перевязывать, сообщил мужчина и поднял глаза.

Девушка смотрела грустным и рассеянным взглядом, вроде на него, но словно не фокусируясь на какой-то точке.

– Что с Вами? – забеспокоился Сумирьер, взяв ее за плечи. – Вам плохо?

– Все хорошо, – она несильно покачала головой, а затем удрученно поднялась на ноги и, взяв сумку, собиралась уходить. – Я ведь могу идти на занятия, верно?

– Да. Только постарайтесь быть аккуратнее, – ему не хотелось, чтобы девушка уходила, но был вынужден отпустить. – И помните, никто из-за Вас тогда не пострадал, не верьте в эту клевету.

– Спасибо Вам! – грустно улыбнувшись, Амали вышла из кабинета.

Глава 21. Праздник перемирия

Еще не пришло время обеда, однако должен был уже разыграться аппетит, но даже глоток воды в горло не лез. Какое-то странное состояние охватило Амали: никого не хотелось ни видеть, ни слышать, ни в сон не тянуло, ни почитать или узнать что-то новое желания не было. Дойдя уже до самых дверей аудитории, где сейчас занимался ее курс, девушка остановилась, о чем-то сильно задумавшись. Ей представились презрительные взгляды и обидные высказывания в ее адрес, очередные возмущения старосты в перерыве и сильное желание всего этого избежать любой ценой, хоть на месте провалиться. Пока она держалась за ручку, ей показалось, что кто-то сейчас шел к двери с той стороны. Испугавшись, что это мог быть профессор Донсонс, у которого как раз она должна была сейчас заниматься, Амали сорвалась с места и побежала прочь, лишь бы ее не заметили, лишь бы не пришлось писать дурацкие тесты и отвечать на глупые вопросы.

Влетев в свою комнату, девушка закрыла дверь на ключ и упала на кровать. Ее рука ныла и болела, на глазах наворачивались слезы от ощущения непонятной усталости: то ли моральное истощение, то ли переволновалась, то ли много информации получила за короткий промежуток времени. И из головы не вылетали вопросы, на которые она знала ответ из книги, но не понимала, почему должно быть именно так, почему столь часто встречается необоснованная жестокость к тем, кто слабее… Зачем в этой клятве нужно в тело существа вонзать шипы, доставляя ему такую боль? В книге говорилось, что только взаимная боль хозяина и питомца способна объединить их души и образовать между ними кровную связь. Но разве нельзя было найти способ гуманнее? Только от воспоминания того, с каким подавленным и измученным видом Дэрс исчез, горло Амали будто кто-то сжимал, слезы подступали, душа и заставляя задыхаться. Такой клятвенный ритуал требовал, чтобы в тело питомцев через шипы попадала кровь их приобретенных постоянных хозяев, которая чаще оказывалась для них ядом. Все время с исчезновения и до первого появления, они почти всегда испытывали ужасные боли и даже длительные судороги, в муках ожидая, когда организм либо выработает антидот на кровь хозяина, либо справится с этими немногочисленными, но опасными каплями. Бывали случаи, когда питомец умирал, потому что не мог приспособиться. Это значило лишь то, что хозяин имел несовместимое превосходство в силе, а их союз был бы невозможным. Естественный отбор оставлял в живых только тех, кто действительно подходил друг другу. Мысль, что если бы питомцам намеренно не наносили эти раны, то они бы так не страдали, больше всего не давала покоя Амали. Она даже пыталась придумать что-то альтернативное этому, но ничего не приходило в голову.