Проклятие безумной царевны

Донесся издалека шум мотора, потом он зазвучал ближе, и вот, наконец, из-за поворота показался большой открытый автомобиль. Отец бросился вперед, чуть ли не под колеса:

– Стойте!

Объехать его по узкой обочине было невозможно. Скрипнули тормоза.

– Жить надоело? – крикнул шофер в кожаной фуражке и выгоревшей гимнастерке без погон.

Мы уставились на него во все глаза, забыв обо всем, даже о тяготах пути. Этот шофер был как две капли воды похож на Владимира Красносельского!

Но каким образом офицер германской армии мог оказаться здесь, в Крыму, за рулем весьма побитого «Кадиллака»?!

Нет, пожалуй, это все же был не Красносельский, потому что очень уж равнодушно озирал он нас своими голубыми глазами. Этот человек явно видел нас впервые. Кроме того, Красносельский запомнился нам своей жизнерадостной молодостью, а этот человек был худ, небрит и довольно угрюм.

Возмущенное восклицание прервало наше оцепенение, и из-за спины шофера показались две сердитые физиономии, мужская и женская.

Мужчина был лет тридцати, смуглый, полный, с красивым армянским лицом, однако его портила пренебрежительно выпяченная нижняя губа, придававшая лицу брезгливое выражение. Женщина, миниатюрная, черноглазая, очень хорошенькая, с гладкими черными волосами, едва видными из-под широкополой шляпы, в мятом полотняном костюме, прижимала к себе маленький кожаный чемоданчик.

– Что такое? В чем дело?! – сердито спросил мужчина.

– Мы беженцы из Одессы. Плыли на шаланде, чуть не погибли в море. Хотим добраться до Ялты. Ехали на арбе, да возчик нас ограбил и бросил. Очень просим, чтобы вы взяли нас с собой, – проговорил отец.

– Позвольте! Мы не можем! У нас нет места! – рявкнул мужчина, а женщина стала клясться, что машина перегружена, и требовала освободить дорогу.

Шофер молча усмехнулся, покосившись на истерически кричавшую даму. Невооруженным глазом было видно, что мы вполне можем поместиться на заднем сиденье, если толстяк пересядет вперед.

– Не погибать же в пути! – отчаянно воскликнул отец. – Возьмите нас Христа ради! Жена и дочь еле идут. А я заплачу, сколько потребуете. Идет?

– Садитесь, – бросил шофер, берясь за рычаг.

– Что? – вскричал мужчина. – Вы слишком вольно распоряжаетесь, Лихачев! Но это мой автомобиль!

– Тогда ведите его сами, господин Додонов, если он ваш, – спокойно сказал шофер, фамилия которого оказалась хоть и не Красносельский, однако очень подходила и к его облику, и к его манере держаться. – Это не по-русски, не по-дворянски: бросать соотечественников в беде.

– А я не русский и не дворянин, – фыркнул Додонов. – И мне вот интересно, от кого они бежали, эти беженцы, если в Одессе немцы, как и здесь? Может быть, это агенты большевиков?!

Да, нам было бы совершенно невозможно объяснить, от кого мы бежали из благополучной Одессы… Зря отец назвал нас беженцами!

– Да какие мы большевики? – испуганно воскликнула мама.

– В самом деле, какие большевики поедут сейчас в Крым? – хмыкнул шофер. – Сами посудите! После того что они устроили тут во время их диктатуры, им сюда нос совать – смерти подобно. Довольно спорить, господа, нам еще до Ялты ехать да ехать. Вы, господин Додонов, садитесь рядом со мной, да поскорей!

– Что-то вы раскомандовались, Лихачев, – окончательно рассердился Додонов. – Пускай кто-нибудь из них сядет вперед.

– Придется вам, – вздохнул Лихачев. – Иначе все на заднем сиденье не поместятся. А без вас – очень просто, эти люди, на наше счастье, очень худощавы.

– Да мне все равно, кто там поместится, а кто нет! – вскричал Додонов, озирая нас бешеным взглядом записного задиры, однако в эту минуту мы встретились с ним глазами. Он растерянно моргнул, резко покраснел, потом вдруг, независимо пожав плечами, открыл дверцу и довольно неуклюже вывалился на дорогу.

– Ладно, садитесь сзади, – буркнул он, косясь на меня.

Мне стало не по себе.

Не была я никогда такой красавицей, чтобы мужчины делались мною сражены с первого взгляда! Неужели Додонов тоже уловил что-то… какое-то сходство с Анастасией? Неужели это опасное сходство будет преследовать меня всю жизнь?!

Я опустила глаза, склонила голову и торопливо уселась на заднем сиденье автомобиля между особой в шляпе и моей мамой. Отец забрался последним. Ему пришлось сидеть боком, но, как говорится, лучше плохо ехать, чем хорошо идти!

Мотор заворчал громче, и мы покатили.

Конечно, было очень тесно, да и одежда наша, мягко говоря, выглядела непрезентабельно, так что вполне можно было понять даму, которая отодвигалась от меня как могла, до тех пор, пока шофер, покосившись на нее, не крикнул, силясь перекрыть рев мотора:

– Вы поосторожней, госпожа Кравчинская, не то вывалитесь на дорогу!

Она метнула в его сторону яростный взор, но промолчала, схватившись одной рукой за свою шляпу, которую чуть не сорвало ветром.