Проклятие безумной царевны

Додонов молчал, уставившись вперед с мрачным выражением, но через некоторое время все мы как-то разместились, утряслись, и возмущение пассажиров утихло. Додонов повернулся к отцу, и они разговорились. Этот господин оказался жителем Ялты, который ездил в Севастополь, чтобы перевезти свою знакомую актрису – госпожу Кравчинскую, которая должна была давать концерты в Ялте вместе с недавно прибывшими туда знаменитыми Вертинским и Изой Кремер.

К стыду своему, я впервые слышала имена этих знаменитостей. Это заставило госпожу Кравчинскую поглядеть на меня с еще большей неприязнью.

– Между прочим, я дублерша Изы Кремер, – томно заявила она и насмешливо скривила губы, когда я снова хлопнула глазами.

– Я пою так же, как она, я очень похожа на нее, – пояснила она снисходительно. – И когда Иза не в голосе или не в настроении, я вполне могу заменить ее на каком-нибудь выступлении.

«Что-то мне это напоминает!» – мрачно подумала я, но, конечно, промолчала.

– Я, видите ли, меломан, – объяснил Додонов отцу. – Именно поэтому принимаю такое участие в госпоже Кравчинской. Буду счастлив видеть вас, господа, у себя в доме на музыкальных вечерах. Это на Виноградной улице. Впрочем, я пришлю приглашение, если скажете куда.

Отец рассказал о наследстве, которое должен был получить в Ялте, о домике где-то на углу Аутской и Крестовой улиц, которого мы еще не видели.

Додонов оживился: известие о домике, который был ему знаком, как бы подтверждало нашу благонадежность… подобно тому, насмешливо подумала я, как скрип арбы подтверждал благонадежность возчика. Узнав, что раньше мы не бывали в Ялте, он начал очень интересно рассказывать о ее истории.

Оказывается, некогда она была греческим городом Ялитой (так крымские греки называли ее и теперь). Потом перешла под власть генуэзцев, которые построили каменную крепость и несколько церквей. Затем переходила из рук в руки, пока окончательно не стала русским владением, но находилась в более чем жалком состоянии, пока князь Воронцов, назначенный в 1823 году генерал-губернатором Новороссийского края, не решил одно из южных поселений сделать городом. Его выбор пал на Ялту. После освящения ялтинской церкви 17 сентября 1837 года император Николай Павлович приказал наименовать Ялту городом. Несмотря на такое повышение, Ялта долго оставалась внешне незначительным поселением. Первый толчок ее развитию дало приобретение Ливадии в царское владение в 1861 году, а затем она окончательно окрепла с 1874 года, то есть с того времени, когда городская территория была расширена на пятьсот десятин.

– Ливадия – царское владение? – встревоженно воскликнула мама. – Да, я что-то такое слышала… Но я забыла, совсем забыла!

Она с отчаянием взглянула на отца, на меня.

– Теперь это уже не имеет значения, – сказал отец. – Успокойся, Сима.

– Да, да, – пробормотала она со слабой улыбкой. – Теперь там никого нет.

Додонов, поглядывавший на нас с любопытством, спросил:

– Вы говорите о членах царской семьи? В Ливадии их нет, конечно, но великие князья Александр Михайлович, Николай Николаевич и Петр Николаевич с семьями, а также вдовствующая императрица Мария Федоровна и некоторые другие члены императорской семьи, а также князья Юсуповы были отправлены еще Временным правительством в Кореиз. Их чуть не убили большевики, однако потом их перевели в более надежно укрепленный Дюльбер, где они находятся и теперь.

– Господи! – простонала мама с отчаянием. – Это же так близко…

Отец бросил на нее предостерегающий взгляд, и она умолкла.

– Что-то я не пойму, – высокомерно осведомилась госпожа Кравчинская, – почему это вас так огорчает? Я, например, монархистка и была бы счастлива сыграть и спеть для членов августейшего семейства!

Я стиснула мамину руку, отец с другой стороны приобнял ее за плечо.

– Конечно, конечно, – пробормотала мама. – Просто всё это так неожиданно… так интересно… к тому же мы так перенервничали сегодня, что я совершенно не могу держать себя в руках!

– Конечно, – сочувственно воскликнул Додонов. – Вам надо выпить вина и успокоиться. Зиночка… то есть, э, госпожа Кравчинская, в саквояже, который стоит под вашими ногами, дорожная фляга, прошу, достаньте ее.

В саквояже оказались и бутерброды, и виноград, и вино, которыми щедро угостил нас Додонов, хотя госпожа Кравчинская обиженно поджимала губы. Правда, когда серебряный стаканчик, из которого мы пили по очереди, дошел до нее, она смягчилась, повеселела, после второго стаканчика позволила называть себя Зинаидой, а после третьего принялась очень приятным голоском напевать модную песенку, которую я слышала еще в Одессе, – «Три юных пажа» на слова Тэффи:

Три юных пажа покидали
Навеки свой берег родной.
В глазах у них слезы блистали,
И горек был ветер морской.