Проклятие дворфа

Но то, что для одних было непреодолимой преградой, для беорна не являлось помехой. Его толстая шкура покрытая густым длинным мехом была нечувствительной для болезненных уколов малины. Цепляющиеся за шерсть колючки Дуболом старался не замечать, полностью сосредоточившись на том, чтобы его шаг был по-прежнему тих и неслышен. Он не собирался ломиться через кусты, чтобы оказаться с глазу на глаз с чужаком. Дуболом чувствовал, что чужак не так-то прост, как кажется. И что он может оказаться серьезным противником даже для него, не знающего равных в бою ни среди эльфов, ни среди орков. И тех нескольких секунд, что уйдут у него на то, чтобы продраться через кусты, будет достаточно для чужака, чтобы проснуться и изготовиться к бою. И не стоило надеяться на то, что чужак испугается, и попытается удрать. Одно лишь то, что он оказался здесь, свидетельствовало о том, что незнакомец явно не робкого десятка, и сумеет за себя постоять.

Дуболом чувствовал исходящую от чужака угрозу, обонял запах металла, его мощь, и мог представить силу чужака, способного управляться с такой мощью. По прикидкам беорна это был достойный противник, которому не следовало давать ни малейшего шанса, ибо этот самый шанс может стать роковым для Дуболома. И поэтому его шаг становился все тише, а неслышная поступь все медлительнее. Дуболом уже видел очертания неподвижно распластавшегося на земле крепкого, коренастого тела, укрытого полой кожаного плаща, с походным мешком под головой. Дуболому оставалось сделать последний шаг, чтобы очутиться на крохотной поляне в самом центре малинника перед спящим чужаком, жить которому оставалось считанные мгновения.

Последний шаг сделан, и огромная, отполированная до блеска дубина, взлетела над головой Дуболома, чтобы мгновение спустя обрушиться на голову незнакомца. И в этот самый миг что-то предательски хрустнуло под ногой беорна. И когда занесенная над головой дубина должна была обрушиться на чужака, незнакомец вскочил на ноги. Всего лишь на долю секунды чужак замешкался, отбрасывая в сторону мешающий ему плащ. Но этого оказалось достаточно для торжествующего беорна. Удар огромной, тяжелой дубины пришелся точно по черепу чужака, превратив его в бесформенное, кровавое месиво.

Ошметки разлетевшихся мозгов перемешанных со сгустками крови попали в лицо беорна, лишив его рассудка. На несколько бесконечно долгих минут он выпал из реальности, превратившись в безумного, сокрушающего все на своем пути, демона. Его дубина с молниеносной быстротой взмывала ввысь, и также стремительно падала вниз, превращая бесчувственное тело дворфа в огромный, кровавый студень с переломанными костями. И все это время перед воспаленным мысленным взором Дуболома стояли глаза чужака, горящие и пронзительные, опалившие его сердце. Оставив в душе зияющую рану, исцелить которую было невозможно.

Несколько бесконечно долгих минут продолжал без устали, с пеной у рта, молотить дубиной Дуболом Каменная Башка безжизненное тело дворфа. Он никогда раньше не видел подобного существа, и ничего не знал о нем еще несколько минут тому назад. Но этот пронзительный взгляд обжегший душу, помимо болезненной раны в сердце принес ему знания, которых у него не было прежде. Словно бы перед самой смертью душа дворфа выскользнула из сдерживающей ее оболочки плоти, и проскользнула через глаза в сердце беорна. И это знание его пугало, как всегда пугало и страшило все новое и незнакомое. И вкладывая все силы в очередной удар по бездыханному телу дворфа, Дуболом гнал от себя прочь этот панический, животный страх. И когда он, обессиленный, тяжело дыша упал на землю, рядом с истерзанной жертвой, ему показалось, что страх прошел. Пусть и не исчез полностью, но затаился где-то в глубинах подсознания, больше не мешая ему нормально соображать.

А затем на смену волне всепоглощающей, испепеляющей ненависти, на него накатила иная, не менее сильная волна. Его величество голод предъявил свои права на добычу беорна, кровавым месивом распластавшуюся на земле. Дуболом потянулся к кожаному мешку, служившему подушкой убитому дворфу, а заодно хранилищем его съестных припасов. Дуболом не стал развязывать запирающий мешок несложный узел. Он просто разорвал кожаный мешок руками, вывалив на землю его нехитрое содержимое.

В мешке было множество непонятных беорну вещей, представлявших ценность для его прежнего хозяина. Повертев находки в руках, Дуболом небрежным жестом зашвырнул их в гущу малинника, где им уготовано было упокоиться навек. А затем его руки вцепились в то, что представляло для него истинную ценность. Огромные куски вяленого мяса косули, совсем еще свежие, не утратившие аромата костра на котором они коптились. Крепкие зубы беорна вгрызлись в добычу, перемалывая кости вместе с мясом, не утруждая себя такими мелочами, как отделение мяса от костей. Зубы беорна были в состоянии не только перемалывать кости, но и пережевывать кожу вместе с шерстью, когда голод становится просто невыносим.