В тот день все его семейство наелось до отвала. Остатки мяса и кости его супруга Сема Большая, прозванная так из-за своих невероятных размеров, одинаково больших вдоль и поперек, бросила в котел с готовящейся там похлебкой. Котел Живоглота был достаточно большим, чтобы кормить все его семейство в течении нескольких дней. Болотного ила, грязи и камыша, а также прочей мерзости, что бросала в котел заботливая супруга, на болоте всегда было в избытке. Так что можно было позволить себе провести несколько дней в праздном безделье. Валяясь в болотной грязи, подставив солнцу зеленое брюхо, лениво его почесывая, отрывая от задницы и ляжек присосавшихся пиявок, и отправляя их в рот. Пиявки это, конечно не еда, а лакомство, десерт, который можно позволить себе, когда уже наелся до отвала, и хочется побаловать себя чем-нибудь вкусненьким. А еще в болотной грязи можно прекрасно выспаться, наслаждаясь прелестью и очарованием летнего дня, когда не нужно куда-то идти, и что-то делать.
В праздном безделье Живоглот мог пребывать хоть целую вечность. По крайней мере до тех пор, пока недовольные вопли Семы Большой не нарушат его безмятежный покой, и не заставят его шевелиться. Большой Семе лучше не перечить. Она дама весьма строгая и требовательная. И в случае ослушания может так приласкать его дубиной, что потом неделю спина будет болеть и почесываться. Лучше не доводить дело до конфликта, и с первым же недовольным ворчанием супруги, отправляться в лес на охоту, которая не всегда оказывалась удачной.
Но в тот, памятный для Живоглота день, его супруга Сема Большая была в добром расположении духа, и даже благосклонно восприняла его грубые ухаживания, и похлопывания по ее мясистой заднице. Что в дни, когда она не была в столь прекрасном расположении духа, могли окончиться для Живоглота получением отменной оплеухи, от которой он отлетал в сторону на несколько метров. А потом весь день прикладывал к опухшему уху различные холодные предметы, чтобы унять угнездившуюся там боль.
Живоглот отдыхал в болотной грязи, наслаждаясь благодатными деньками дарованными ему судьбой, что случались не часто в его непростой жизни на болоте. Он закрыл глаза, готовясь уплыть по укачивающим его волнам сна, как услышал тревожный крик Семы, предупреждающий его об опасности. А затем он услышал цокот подкованных лошадиных копыт, который невозможно было спутать с чем-то другим. Появление на болоте лошади не частое явление. Сами по себе лошади никогда не приходили на болота, в которых обитали огры. Их сюда приводили люди имевшие привычку странствовать верхом на этих чудных животных, что не водились ни в землях огров, ни в эльфийских лесах, чей вкус огры давно оценили на отлично.
Была у людей, считающих себя благородными по происхождению, одна раздражающая огра черта. Их мания шляться по болотам в поисках приключений. Вся их слава сводилась к тому, что порой некоторым из них, самым прославленным, удавалось прикончить пару-тройку огров. Самых старых, ленивых, или слишком толстых и нерасторопных. Или же самок огров, которые, не смотря на отменную силу, которой не мог похвастать ни один человеческий воин, были не столь искусны в умении обращаться с дубиной в бою, более привычные охаживать ею бока разленившегося супруга, чем сражаться с настоящим врагом. Благородные рыцари имевшие дурную привычку тревожить покой жителей болот, были искусными воинами, совладать с которыми одной физической силы было недостаточно.
Иногда им удавалось вернуться живыми с огриных болот, везя в притороченных к седлу мешках головы злобных монстров. Обеспечивая себе почет и уважение в мире людей, а чаще всего получая взамен за храбрость благосклонность прекрасной дамы, ради которой рыцари и отправляются в это, зачастую самоубийственное путешествие.
Огры не любили, не жаловали, и старались не привечать гостей на своих болотах, особенно если гость только и думает о том, как бы насадить тебя на копье, а затем еще и обезглавить для вящей своей славы.
Прибывший в тот памятный для Живоглота день на болото сэр Хэнк был далеко не первым посетителем такого рода. Желающие заполучить в свою коллекцию голову Живоглота находились и прежде. Они словно проторили к нему дорожку, заявляясь на болото для разборок с огром, хозяином здешних мест, с завидным постоянством. Живоглот не был противником подобных визитов. Ведь в результате он становился обладателем отменного ужина, в лице благородного рыцаря, и его скакуна, а также кучи различных побрякушек, что таскает с собой странствующий рыцарь.