Проклятие или дар

Венди взвыла от боли, споткнулась и упала на мостовую. Платье разорвалось, колено разбилось, и когда она неуклюже поднялась на ноги и побежала, издавая горестные вопли, ярко-красное пятно проступило на белом атласе и расползлось по нему лепестками алой розы.

– Мама, – проговорил у нее за спиной обожженный мальчик. Она не обернулась, однако бросила косой взгляд в окно паба, мимо которого пробегала. И увидела в стекле их отражения, не только обгоревшего, но и других – одного, со сломанной шеей и запрокинутой назад головой, и второго, избитого так, что его лицо превратилось в кровавое месиво.

За мгновение до того, как она выскочила из прохода между домами, Венди, наконец, поняла, куда несут ее ноги. Сама она выбрала этот путь или они загнали ее сюда? Какая разница?

Венди посмотрела на берег Темзы, на текущую мимо глубокую воду, и силы покинули ее. Онемевшая и опустошенная, она вышла на берег реки.

Где-то рядом плакал младенец.

Посмотрев налево, она увидела сверток в дюжине футов, у самой воды. Голосок стал громче, требовательнее, и она сделала несколько шагов к нему.

Она помнила узор на одеяле. На его одеяле.

Опустившись на колени, смочив водой окровавленный подол, она откинула край одеяла и увидела младенца – посиневшего, холодного, с налитыми кровью, выкаченными и безжизненными глазами.

Из ее груди вырвались рыдания, она потянулась к ребенку, взяла на руки и прижала к груди. Но слез не было, и, крепко зажмурившись, она взмолилась о том, чтобы заплакать. Сверток на руках стал слишком легким. Задыхаясь, она открыла глаза.

– О боже, нет, – прошептала она, разворачивая пустое одеяло. Пустое и насквозь мокрое.

– Мама, – проговорил голос рядом, рука легла на ее плечо.

Венди замерла, дыхание перехватило. Это был не обгорелый, и не тот, со строгим взглядом.

Не поднимаясь с колен, она обернулась, чтобы посмотреть ему в лицо. Прошло девять лет, но кожа все такая же синяя и безжизненные глаза налиты кровью.

Ее мальчик.

– Питер, – прошептала она.

Она запустила руки в его волосы и выкрикнула его имя – имя, которое до сих пор не произносила вслух. Венди отбивалась и царапала его лицо, когда он тащил ее к реке. Питер столкнул ее с берега. Она смотрела на него из-под толщи воды. Его лицо расплывалось, менялось, становилось лицом его отца – Джеймса, подручного мясника, который получил прозвище из-за окровавленного крюка, которым цеплял мясные туши в лавке неподалеку от дома Дарлингов.

Ей нужен был воздух, грудь разрывало. Венди снова и снова пыталась ударить нависавшее над ней лицо, которое превратилось теперь в ее собственное, только на девять лет моложе. Руки, державшие ее под водой, стали ее собственными, но она уже была не собой, а крошечным младенцем, едва появившимся из чрева матери, перепачканным ее кровью.

Ребенком отца и матери, которые сами еще не расстались с детством, ребенком, выношенным и рожденным втайне – эту тайну хранили ее братья в их общей комнате, эта тайна погубила их дружбу. Все это стало возможным благодаря невниманию отца и небрежению матери.

Питер, подумала она.

Задыхаясь, изнемогая без воздуха, ощущая, как тупеют, исчезают, ускользают прочь мысли и чувства, Венди открыла рот и сделала вдох.

Тьма проникла в уголки ее глаз, тень поглотила мозг, и она перестала сопротивляться. Ее руки опустились в воду, волосы облачком окружили лицо. Белый окровавленный атлас поднялся вокруг, словно огромное облако, и поглотил ее.

Прикасавшиеся к ее телу руки стали теперь большими. Мужскими. Они вытащили ее из воды, и сначала она видела только тьму, черное покрывало, которое полагается жестокой матери.

– Венди, – твердил настойчивый голос.

И она увидела его. Не утопленного младенца, а Джаспера, своего жениха, в отчаянии склонившегося над ней и с мольбой звавшего ее по имени.

Вокруг него на берегу собрались Забытые Дети, несчастные, лишенные жизни, замученные матерями. Этих мертвых мальчишек она впервые встретила в ту ночь, когда утопила в Темзе своего младенца. Все они тогда указывали на нее дрожащими детскими пальчиками и твердили, что отныне на ней черное клеймо убийцы, и ей будет позволено лишь приближаться к счастью, но она никогда не достигнет его. Они стали пятном на ее душе.

Собравшиеся в церкви люди видели их, эти ожившие темные видения, но теперь дети снова стали невидимыми. Джаспер плакал над ней, не замечая их присутствия…

Стоя неподалеку, Венди могла только смотреть на него. Платье на ней высохло, но кровавое пятно осталось.

– Нет, – прошептала она, чувствуя, что тьма отступила. Она поняла, что именно видит.

Джаспер стоял над ней на коленях, оплакивая ее, горюя о жизни, которую они могли бы прожить. Венди смотрела на свое тело со стороны, оставаясь, как и Забытые Дети, невидимой для жениха. К берегу бежали люди – ее родители и брат Джон, жена викария, брат Джаспера, его тетя и дядя. Живые люди казались ей призраками, их горе было далеким и тусклым.

Забытые Дети обступили ее, мертвые глаза смотрели на нее с удовлетворением.

– Мама, – шепнул Питер и взял ее за правую руку.