– Я исповедалась вам во лжи, которую произнесла, – тихо отвечаю я. – Вы знаете, какой грех я совершила, когда подписала клятву. Знаете, что я предала Господа своего, и свою королеву, и свою возлюбленную крестницу, принцессу. Я подвела своих друзей, Джона Фишера и Томаса Мора. Я раскаиваюсь в этом каждый день. Каждый.
– Я знаю, – серьезно говорит он. – И верю, что Господь тоже знает и прощает вас.
– Но мне пришлось это сделать. Я не могу обречь себя на смерть, как Джон Фишер, – с сожалением отзываюсь я. – Я не могу по доброй воле отправиться в Тауэр. Я провела всю жизнь, пытаясь избежать Тауэра. Я не могу этого сделать.
– И я не могу, – соглашается он. – Поэтому, с вашего позволения, я покину Англию.
Я так потрясена, что поворачиваюсь и хватаю его за руки. Какой-то безмозглый похабник в поле свистит и получает от кого-то оплеуху.
– Нам нельзя говорить здесь, – нетерпеливо произношу я. – Идемте в сад.
Мы уходим от шума зернового двора в садовую калитку. Там у стены есть каменная скамья, вокруг которой все еще пышно цветут поздние розы, роняя пахучие лепестки. Я сметаю их рукой и сажусь, Джон Хелиар встает передо мной, словно думает, что я буду его ругать.
– Да сядьте же!
Он делает, что велено, и на мгновение умолкает, словно молится.
– Честно говоря, я не могу дать клятву и слишком боюсь смерти. Я собираюсь уехать и прошу – скажите, могу ли я вам чем-то служить?
– В чем?
Он тщательно выбирает слова.
– Я могу доставить письма ваших сыновей. Могу навестить вашего родственника в Кале. Могу отправиться в Рим ко двору Папы и говорить там о принцессе. Могу поехать к императору и поговорить с ним о королеве. Я могу выяснить, что говорят о нас английские послы, и прислать вам отчеты.
– Вы предлагаете себя мне в шпионы, – обрываю его я. – Вы полагаете, что мне нужен шпион и гонец. Когда вы, первый среди всех, знаете, что я принесла присягу верности королю и королеве Анне и их наследникам.
Он ничего не отвечает. Если бы он стал возражать, что лишь предлагал мне передать письмо сыну, я бы поняла, что он – шпион Кромвеля, подосланный, чтобы заманить нас в западню. Но он молчит. Только кланяется и говорит:
– Как вам будет угодно, миледи.
– Вы все равно поедете, если я не дам вам поручения?
– Если вы не можете использовать меня для этой работы, я найду кого-нибудь, кто сможет – возможно, лорда Томаса Дарси, лорда Джона Хасси, ваших родственников? Я знаю, многие принесли клятву против воли. Я отправлюсь к испанскому послу и спрошу его, не могу ли я что-нибудь сделать. Думаю, многие лорды захотят узнать, что делает и о чем думает Реджинальд, какие планы у Папы, а какие у императора. Я буду служить интересам королевы и принцессы, кто бы ни стал моим господином.
Я срываю розу с мягкими лепестками и вручаю ему.
– Вот вам ответ, – говорю я. – Это будет вашим значком. Ступайте к другу Джеффри Хью Холланду, его прежнему мажордому, он безопасно переправит вас через пролив. Потом отправляйтесь к Реджинальду, расскажите ему, как у нас обстоят дела, а потом служите ему и принцессе вместе. Скажите ему, что клятва была для нас последней каплей, что Англия готова восстать, он лишь должен сказать нам когда.
Джон Хелиар уезжает на следующий день, и когда о нем спрашивают, я отвечаю, что он уехал, не сказавшись и не уведомив меня, что мне нужно будет найти другого капеллана для домашних и духовника для себя и что все это чрезвычайно досадно и хлопотно.
Когда приор Ричард созывает всех моих домашних после службы в воскресенье, чтобы привести их к королевской присяге в часовне приората, я сообщаю, что Джон Хелиар отсутствует и что, как мне кажется, семья у него в Бристоле, так что он, должно быть, направился туда.
Я понимаю, что бы добавили еще звено в цепь, которая тянется от королевы в замке Кимболтон в Рим, где Папа должен отдать приказ о ее спасении.
В сентябре, когда холодает и двор возвращается в Лондон, Монтегю ненадолго приезжает в Бишем.
– Я решил сообщить тебе лично. – Он спрыгивает с коня и преклоняет колено, чтобы получить мое благословение. – Не хотел писать.
– Что такое? – Я улыбаюсь.
По тому, как он вскакивает на ноги, понятно, что новости для нас не дурные.
– Она потеряла ребенка, – говорит Монтегю.
Как любая женщина на свете, я, услышав это, чувствую укол сожаления. Анна Болейн – мой злейший враг, и этот ребенок стал бы ее победой, но все равно… я слишком много раз брела в королевские покои с дурными новостями о мертвом ребенке, чтобы не помнить чувство огромной потери, ощущение неисполнившегося обещания, ощущение того, что будущее, которое представлялось так уверенно, теперь никогда не наступит.
– Ох, Господь его прими, – произношу я, крестясь. – Благослови Бог невинную душу.
В этот раз мальчика Тюдора не будет, страшное проклятие, которое королева Плантагенетов и ее ведьма-мать наложили на род Тюдоров, продолжает действовать. Я гадаю, дойдет ли до того конца, который предсказывала моя кузина, случится ли так, что мальчиков-Тюдоров вообще не останется; одна девочка, бесплодная девочка.
– А король? – спрашиваю я, мгновение спустя.