Проклятие Мафусаила

Аббасов представил, как они вместе возвращаются в столицу, как их встречает жена, как она утирает слезы радости и обнимает обоих сразу, потом — по очереди, а затем, уже дома, накроет стол, который будет ломиться под грузом лучших блюд и напитков. Соберется вся родня и можно будет, не стесняясь, не краснея, сказать, что вырос наш джигит, возмужал…

Однако пора бы им уже и появиться на горизонте. Но сколько он ни всматривался в сумрак, даже в инфракрасном диапазоне не видел ничего подозрительного.

Рация ожила, и Аббасов вздрогнул от ее шорохов и скрежета.

— Отец, слышишь меня? — услышал он встревоженный голос сына.

— Слышу тебя, прием!

— У нас тревога по заставе! — затараторил на ногайском Тагир. — Замечены нарушители в квадрате пять бэ! Это на запад от нас. Нас всех перебрасывают туда!

Аббасова прошиб холодный пот.

— Какие нарушители?

— Неизвестно. Предположительно — три человека. Идут в сторону Китая! Старший говорит…

Связь оборвалась. Штабс-капитан несколько раз позвал сына, но динамик в ответ только шипел и трещал.

Его прошиб холодный пот, когда он догадался, что происходит. Ждать дальше не имело смысла. Он покинул укрытие и побежал к заставе, проклиная себя последними словами за то, что не вызвал спецназ.

Запыхавшись, Аббасов приближался к шлагбауму у въезда на заставу, когда услышал первые отдаленные выстрелы — сухие одиночные, из пистолета, а затем забýхала автоматная дробь. Навстречу из будки выскочил караульный. Выпучив глаза, он присел, упирая приклад автомата в бедро, и не закричал, а заверещал что-то на пределе слышимости. На секунду Аббасову показалось, что это последнее мгновение его жизни — сейчас грудь прошьет свинцовая очередь, и он глупо замер, словно муха в янтаре. Однако смерть так и не наступала. Караульный продолжал трясти автоматом и голосил, требуя стоять, где стоишь, и показать документы. Аббасов вытянул руки вверх, выдохнул, а потом очень медленно, чтобы не смутить нервного солдата, запустил руку во внутренний карман и достал офицерское удостоверение. Караульный при виде характерной рубиновой «корочки» расслабился и опустил ствол. Убедившись, что внешность майора соответствует фотографии в документах, паренек уважительно поцокал языком: «Что ж вы так, без предупреждения, господин майор? У нас тут переполох большой, вдруг я пальнул бы… Дело государственной важности, говорите? Так тревога же! Проходите, если надо, но только смотрите, чтобы вас Ахмат на той стороне не подстрелил».

С Ахматом договориться оказалось проще — стоило перейти на родной язык. Тот даже показал, куда идти, и для безопасности офицера комбеза отправил вместе с ним салажонка, недавно прибывшего из Саратова. Рядовой всю дорогу плелся за спиной, тяжело дышал и бряцал амуницией.

На границе зоны отчуждения они столкнулись с двигающейся навстречу процессией. Впереди шел старший лейтенант с непокрытой головой. За ним четверо рядовых понуро тащили брезентовый куль.

Когда Аббасов представился, старлей помрачнел.

— Что ж не предупредил никто… Кто знал, как оно обернется? — пробормотал он.

— Доложить по форме! — гаркнул Аббасов.

— А чего докладывать, — продолжал игнорировать субординацию пограничник. — В нарушение устава, ослушался командира, отделился от отряда, убежал вперед. Вступил, как говорится, в неравный бой…

— Какой неравный бой?! Ты что несешь, старлей?!

Рядовые опустили ношу на землю.

— Сын ваш, господин майор, погиб. Геройски. Пытался в одиночку остановить нарушителей государственной границы.

Не чуя под собой ног, Аббасов подошел к брезентовому кулю, опустился на колени и откинул край плащ-палатки. Можно было подумать, что Тагир просто задремал, чуть прикрыв глаза, если бы не пропитанная кровью гимнастерка.

— Где они? — услышал свой голос со стороны Аббасов.

— Ушли, суки, — с сожалением произнес старший лейтенант. — На той стороне их не перехватили. Или врут, суки узкоглазые.

Сдерживая ком в горле, чтобы не вырвался наружу смертным криком, Аббасов окинул взглядом темную степь. Она уходила вдаль, к неразличимому в сумерках китайскому горизонту. Не стесняясь побежавших по щекам слез, майор беззвучным шепотом произнес священную клятву кровной мести.

Часть III

18

— И долго нам ехать?

Пенелопа Джонстон не выносила автомобили, считая их пережитком прошлого. Какого дьявола! Отец мог бы потратить часть своего капитала на разработку нового транспортного средства, которое не будет тошнотворного разгоняться и еще более тошнотворно тормозить, не будет подскакивать на дороге, как раненый кенгуру, не будет вонять, в конце концов! Она давно пообещала себе, что как только из наследницы состояния Харпера Джонстона превратится в полноправную владелицу корпорации «Феникс» (когда уже настанет этот долгожданный момент?), в первую очередь обсудит с инженерами их идеи, с чего начать революцию в индустрии частного транспорта.

Кастер был так занят, ворочая руль лимузина из стороны в сторону, чтобы протолкнуться в безумном лондонском трафике, что не услышал ее вопроса.

— Так сколько нам еще тащиться?! — капризно повторила Пенелопа.