Проклятие ночного волка

Я невольно вздрогнул.

Это прозвище, данное обиженным судьбой детям, звучит весьма невинно. Но мне довелось узнать, каковы они на самом деле. Дикие подростки, брошенные родителями, или сироты сбивались в стаи, как обозлённые зверьки. Рыская по безлюдным заиленным участкам реки, они ревностно охраняли свою территорию от чужаков и, чтобы выжить, пытались среди плавников и обломков выловить хоть что-то, способное прокормить их. На вид – дети, каких много, но горе тому, кто их недооценил. Ходили слухи, что недавно банда таких детишек налетела то ли на портовых грузчиков, то ли на пьяных матросов, опустошила их карманы, оставила дюжих взрослых израненными и избитыми, а может, и того печальнее…

У землероек был даже свой язык – изобилующий гортанными звуками жаргон. Кое-каких словечек из него я нахватался за годы работы тик-такером. И не такого нахватаешься. Но даже несмотря на свой опыт, я каждую минуту был начеку. Восточный берег – это прибежище низших из низших, тех, кто приговорён жестоким городом существовать, не поднимая глаз к солнцу. Землеройки были столь же дики и непредсказуемы, сколь изобретательны и коварны. Иначе они бы не выжили. Я не сводил глаз с сутулых фигур в чавкающей грязи. Они находились на некотором расстоянии слева от меня, но шпагу я, на всякий случай, держал наготове.

– Огогули! Эй, ты!

Голос доносился с противоположной стороны. Я обернулся и увидел двоих молодчиков, возникших из темноты полуразвалившейся парусной мастерской.

Хотя эти двое были постарше опасной детворы, копошащейся в иле, по их хмурым обветренным лицам, по замысловатым татуировкам на подбородках я сразу догадался, что они – землеройки, из бывших. Водонепроницаемые клеёнчатые, по щиколотку, дождевики, потрёпанные зюйдвестки, пижонские, хотя и несвежие шейные платки, завязанные двойным узлом, жилеты с вышивкой выдавали в них речных головорезов – тех, в кого, вырастая, превращаются самые жестокие землеройки. Никому не сочувствующие и никого не щадящие, они проворачивают всевозможные тёмные делишки, от вербовки до похищений, контрабанды и вымогательств.

Я обернулся и увидел двоих молодчиков, возникших из темноты полуразвалившейся парусной мастерской

Когда молодчики подошли ближе, я увидел, что они вооружены. Я даже разглядел рукояти их тростей-шпаг: оловянная пёсья голова и деревянный птичий клюв.

– Так-так-так, – процедил тот, что коренастее, останавливаясь на тропинке прямо передо мной. – Ты погляди-ка, Рыжий, кто к нам заявился – не иначе как очередной любитель жижи.

Его спутник, рыжеволосый малый, дурковато захихикал.

Времени у меня оставалось немного.

– Лопни моя селезёнка, если это не тик-такер из дымоплюя. – Коренастый парень ухмыльнулся. – Карманы набиты, ажно топорщатся. Тащит бумажки-промокашки, а может, и цацки какие.

Рыжий перестал хихикать и спросил:

– Думаешь, есть у него чем нас угостить, а, Нэд?

– Дык у него и поспрашаем, – голос Нэда был ласковым, но в нём таилась угроза. И тут оба они обнажили шпаги, и лезвия сверкнули в тусклом свете дня. – Выворачивай-ка карманы, тик-такер! – велел Нэд.

Я невозмутимо смотрел на них. Драки я не хотел, но, похоже, они не оставляли мне выбора.

– Кончайте цирк, чернильные бороды, – посоветовал я. – Я спрячу свой вертел, а вы – свои. И разойдёмся.

Нэд мрачно хмыкнул.

– Слыхал, Рыжий? Цирк он не любит. – Лицо его ожесточилось. – А мы повеселимся, сопляк!

Внезапно оба, как один, синхронно, сделали выпад. Кончики их шпаг нацелились прямо мне в грудь. Лязг-лязг – это я отразил оба удара, резко отступил, чтобы противники потеряли равновесие, и бросился атаковать сам.

Рыжий даже понять не успел, что я заполучил преимущество, а, когда спохватился, было уже слишком поздно – я проткнул ему рукав дождевика, показалась кровь. Взвыв от боли, Рыжий повалился на землю. Что ж, с Нэдом так легко расправиться не выйдет. Нэд твёрд, как подкова, – суровая жизнь его закалила. К тому же он неплохо владел шпагой. И потому уже в следующий миг сделал новый выпад.

Это был свирепый, однако безрассудный удар. Я довольно легко его отразил, но всё же Нэд успел зацепить мне руку, как раз то место, где ещё не зажил ожог, – боль оказалась пронзительной. Видя, что я содрогнулся, Нэд испустил торжествующий клич и кинулся в жестокую атаку, нанося удар за ударом. Я подозревал, что именно так Нэд обычно и выигрывал все драки – он сразу заставлял противника почувствовать себя слабым и нерасторопным и, тем самым, подчинял.

Но со мной такой трюк не сработает.

Я отражал его размашистые удары – три, четыре, пять – при этом во время поединка я старался заставить Нэда шаг за шагом отступать назад. Мне не хотелось ранить его, но проучить этого задиру с Восточного берега было непременно нужно. За спиной у меня всё ещё верещал Рыжий. Если бы вы услышали его визги, то, честное слово, подумали бы, что руку я ему отрубил, а не слегка поцарапал. И вот Нэд оказался как раз там, куда я и хотел его загнать.

– Ааа! – завопил он мгновение спустя, когда его левая нога повисла над пустотой.