Их остановили перед самой Чисой. Четверо обыкновенных крестьян с серьезными, деревянными лицами, с мечами на поясе. Острия алебард, все сплошь в темных пятнах, почти утыкались в лошадей.
- Так проржавели или это запекшаяся кровь? – Мелькнула мысль.
- Стой! – Повелительно произнес старший из крестьян, рослый молодой парень с горящими синими глазами и жидкой светлой растительностью на выпирающем вперед подбородке.
- Деревенский горлопан и задира, готовый ввязаться во все тяжкие, не раздумывая о том, что это может закончиться дыбой и виселицей. – Определил Гилберт.
- Мы – посланники короля Густава. – Произнес он, как можно безразличнее, но без нотки высокомерия в голосе, хотя, ему подумалось, наверное, настоящий рыцарь должен разговаривать с деревенщиной лишь с презрительной усмешкой. – Нам необходимо встретиться с вашим… - Тут Гилберт запнулся, подбирая нужное слово. Черт! Как называть этого Нильса? - … с главнокомандующим вашей армией. – Нашелся, наконец.
- Что у Густава поджилки затряслись? В штаны наложил, длиннобородый? – Спросил парень хриплым радостным голосом. Явно задирался, бахвалился перед своими и вызывал ответный гнев рыцаря. Ждал этого, чуть прищурив в злой усмешке глаза, крепко сжимая древко алебарды, готовый в любой момент нанести укол.
- Король уполномочил нас вести переговоры. – Тон Гилберта оставался прежним. – Вы нас проводите?
- Вас следовало бы повесить, не сходя с этого места. Прямо здесь! – Не унимался парень. – Или просто насадить на пики, как куропаток. Вон там, - он мотнул головой в сторону поля, - много таких, как вы валяется.
- Вряд ли тебе бы это удалось, потому что ты был бы уже мертв. – Подумал Гилберт, храня молчание. Он ждал, когда парень выпустит весь свой запас похвальбы и угроз. Но не удержался, посмотрел в ту сторону, что кивком головы указал его вспыльчивый и задиристый собеседник. Серое поле с поникшими, пропитанными водой или кровью злаками, желтеющий лес и кустарник. Павших не было видно, но они были там, об этом свидетельствовали одинокие фигуры крестьян, бродивших по полю и собиравших оружие и одежду с трупов.
Парень с выдвинутой вперед челюстью еще что-то говорил, наверно обидное и оскорбительное, но Гилберт его не слушал, дожидаясь окончания представления.
- Так вам нужен Нильс? – Наконец, прозвучал вопрос по делу.
- Да! – Ответил кратко.
- Тогда отдайте ваши мечи и шлемы. – Распорядился парень.
Гилберт снял с головы шлем, с удовольствием подставив вспотевшую голову прохладному ветерку, вытащил из ножен меч, краем глаза заметив с какой опаской смотрели на это крестьяне, усмехнулся про себя, подал оружие рукоятью вперед, затем передал шлем, повернулся к солдатам и кивком головы приказал, чтобы они сделали тоже самое.
- Ух ты! – Парень восторженно потрепал высокий гребень, ощупал подкладку из толстой бычьей кожи, и, недолго думая, попытался натянуть шлем на себя. Голова оказалась слишком велика. – Жаль! – Расстроился парень, но тут же изобразил равнодушие. – Там на поле много таких валяется. Подберу по размеру. Жаль только все помятые. Давайте за нами! – Крестьянин повернулся спиной к Гилберту, зашагал к Чисе, одной рукой придерживая алебарду, которую он водрузил на плечо, в другой неся меч со шлемом.
Они двинулись за ним по черной слякоти дороги с серыми полосами колеи, пробитой тяжелыми колесами крестьянских телег. Низкое серое небо лохмотьями нависало над ними, обещая в любой момент брызнуть затяжным осенним дождем. Некоторые дома в деревне были сожжены, остатки их бревенчатых стен рухнули на покрытое копотью каменное основание и еще тлели в куче золы. То там, то здесь сновали вооруженные крестьяне, провожавшие недоуменным взглядом трех закованных в латы конных солдат Густава, без шлемов, бз мечей, но с королевским штандартом и белым полотнищем, под конвоем своих же товарищей. Тот самый задира гордо шел впереди, изредка помахивая рыцарским шлемом, словно хвастаясь трофеем, а заодно освобождал дорогу, если какая-то группа крестьян перегораживала им путь.
Многие из мятежников были пьяны. Тут же встречались и женщины. Одни пили вместе с победителями, смеялись, гримасничали, показывали пальцем на Гилберта и его спутников, что-то выкрикивали, другие, со злыми лицами, растаскивали уцелевшие от пожара пожитки.
Попадались раздетые и босые трупы. Кто они были при жизни – сказать сложно. Разбегавшиеся солдаты или местный фогт со своими людьми… У одного покойника, заметил Гилберт, на голове зияла глубокая рана, волосы, борода все было залито кровью, другие, тоже в кровавых лужах, были проткнуты пиками или зарублены мечами.
- Кто-нибудь из этих пьяных уже напялил на себя одежду и сапоги, снятые с мертвецов, и сейчас приплясывает, празднуя победу. – Подумал Гилберт, внезапно испытав сильнейшее отвращение, вплоть до мурашек, побежавших по телу, к происходящему на глазах глумлению победителей.