Проклятие Шалиона

– Ну, а теперь, милорд, скажите, как давно вы знаете о проклятье, что висит над Орико?

– Это Сара вам рассказала, верно?

– Да.

– А что конкретно?

Изелль вкратце изложила историю Фонзы и Золотого генерала, а также о злой судьбе рода Фонзы, которая подчинила себе жизни Иаса и Орико. Себя или Тейдеса Изелль не упомянула.

Кэсерил подавил усмешку.

– Вам известна лишь половина. – сказал он.

– А мне не нужна половина, Кэсерил! Все требуют, чтобы я принимала правильные решения, но не дают необходимой информации, а потом укоряют меня за ошибки, как будто я виновата. Неведение не есть глупость, хотя часто и ведет к глупым поступкам и решениям. А мне не нравится чувствовать себя идиоткой.

Последние слова принцессы звенели, как остро отточенная сталь.

Кэсерил склонил голову. Как бы он хотел сохранить то, что должен был теперь потерять! Он молчал так долго не потому, что хотел уберечь Изелль, равно, как и Бетрис, от страшной правды, и не потому, что страшился ареста. Он боялся потерять их уважение, стать в их глазах отвратительным чудовищем.

Трус! Говори, и будь, что будет!

– Впервые я узнал о проклятии в ту ночь, что последовала за днем смерти Дондо, от грума Умегата, который, по правде говоря, никакой не грум, а священник ордена Бастарда и святой, который охранял чудо зверинца, принадлежавшего Орико.

Глаза Бетрис расширились.

– О, он мне нравился. Как его дела?

Кэсерил неопределенно махнул рукой.

– Плохо. Он все еще без сознания. И самое плохое – это то…

Вот оно! Вперед!

– …это то, что он перестал сиять.

– Перестал сиять? – спросила Изелль. – А я и не знала, что он сиял.

– Вы просто не видите. И есть еще кое-что, что я не рассказывал вам о смерти Дондо.

Он глубоко вздохнул и продолжил:

– Это я принес в жертву ворону и крысу. И обратился к Бастарду с молитвой, прося смерти Дондо.

– Так я и думала! – выдохнула Бетрис.

– Да. Но вы не знали вот чего: моя молитва была услышана и исполнена; но сам я не умер, потому что вмешалась другая молитва. Я думаю, это была молитва Изелль.

И он кивнул в сторону принцессы.

Принцесса поднесла руку к груди; она прерывисто дышала.

– Я молила Дочь, чтобы она спасла меня от Дондо, – сказала она.

– Вы молились, и Дочь спасла – меня!

И грустно добавил:

– Но, как оказалось, меня она от Дондо не спасла. Вы видели, как во время похорон Боги один за другим отказывались принять душу Дондо.

– Да, и теперь его проклятая душа навеки застряла в этом мире, без успокоения, – сказала Изелль. – Половина придворных решила, что он останется в Кардегоссе, и запаслась амулетами, чтобы защититься. А то будет свободно гулять по городу и замку и всех пугать!

– Да, в Кардегоссе. Но насчет свободы – сомневаюсь. Большинство отвергнутых Богами душ привязаны к месту, в котором они расстались со своими телами. Дондо же привязан к человеку, который его убил.

Он прикрыл глаза – смотреть на побледневшие лица сидящих перед ним девушек было выше его сил. И тем не менее он продолжал:

– Вы слышали про мою опухоль. Так вот, никакая это не опухоль. Эта запертая у меня внутри душа Дондо. Там, вместе с ней, еще заключен демон смерти, но тот по крайней мере по этому поводу не очень переживает. Зато Дондо никак не может угомониться. По ночам вопит – не остановишь!

Он открыл глаза, но посмотреть на слушающих его Изелль и Бетрис так и не смог.

– Все эти… мистические заморочки подарили мне нечто вроде внутреннего зрения. Им также наделен Умегат. В Храме, в приходе Матери, есть маленькая святая, которая обладает этой способностью. Ну и я – тоже. Умегат, кстати, светится… светился белым светом. Мать Клара – слабо-зеленым. А я, как они говорят, свечусь белым и голубым. Свет переливчатый и очень яркий.

Наконец он сделал над собой усилие и поднял глаза, встретившись взглядом с Изелль.

– Я вижу темную тень, окружающую Орико. А теперь, Изелль, слушайте, это очень важно! Я не думаю, что Сара знает об этом. Тень лежит не только на Орико. Она – на вас и на Тейдесе. Похоже, жертвами проклятия стали все потомки Фонзы.

Наступило молчание. Наконец Изелль, которая все это время сидела в своем кресле напряженно и неподвижно, сказала:

– Ну что ж, в этом есть какой-то смысл.

Бетрис же пристально его рассматривала. Если судить по положению его ремня, опухоль за это время не выросла, но, все равно, под взглядом Бетрис Кэсерил чувствовал себя чудовищем. Он немного нагнулся, стараясь замаскировать припухлость живота, и улыбнулся ей слабой улыбкой.

– Но как вы избавитесь от этого… неудобства? – спросила Бетрис.

– Как я понимаю, – сказал Кэсерил, – если меня убьют, моя душа утратит связь с моим телом, и освобожденный демон смерти доделает свою работу. Я немного боюсь вот чего: демон каким-то образом попытается поймать меня в ловушку. Но вероятность этого невелика – демон устроен очень просто, без хитростей. Ему нужно побыстрее сделать свое дело и – домой! Или, допустим, Дочь просто ослабит свое воздействие на демона, тот освободится, оторвет мою душу от тела и мы все втроем его покинем.

Он решил не усложнять рассказ изложением теории Роджераса.