Проклятие Шалиона

Весь королевский двор только и говорил, что о таинственном убийстве ди Санды. Новые, драконовские меры были приняты против самых опасных отбросов общества – грабителей и воров. Кэсерил хранил молчание. Смерть ди Санды не казалась ему чем-то непостижимым. Проблема состояла в том, чтобы веско и однозначно донести доказательства до ди Джироналов. Он вновь и вновь обдумывал их, но никак не мог выстроить логическую цепочку так, чтобы каждый шаг неумолимо вел к следующему, и так – до самого конца. А если он не добьется в своих фактах и мыслях предельной стройности и четкости, то лучше уж тогда садануть себе ножом по горлу – и дело с концом!

Может быть, в преступлении безосновательно обвинят какого-нибудь неудачливого грабителя? И тогда он… Но что тогда? Чего стоит его слово сейчас, когда по замку и городу распространились слухи о причине появления на его спине этих ужасных шрамов? Большинство придворных убедились в его невиновности, узнав о том, какие свидетельства принесла на своих крыльях священная ворона. Но были и такие, кто считал, что сплетня имеет под собой основания – не случайно же некоторые мужчины-придворные сторонились Кэсерила, а дамы отшатывались, когда он имел неосторожность случайно к ним прикоснуться. Но констеблю так и не удалось найти жертвенное животное, а потому двор зажил своей обычной беззаботной жизнью, которая прикрыла неприятный случай, произошедший с секретарем принца, как струпья прикрывают заживающую рану.

Тейдесу предоставили нового секретаря, которого собственноручно из штата своей канцелярии выбрал старший ди Джиронал. Это был некий узколицый тип, креатура самого канцлера, который ничего не предпринял, чтобы сблизиться с Кэсерилом. Дондо, не скрываясь, делал все, чтобы отвлечь принца от скорбных мыслей, организовывая различные, порой весьма предосудительные, развлечения. Тому, насколько они были предосудительными, Кэсерил сам стал свидетелем, когда Тейдес, явно неспособный найти нужную дверь, ввалился в комнату Кэсерила, где его вывернуло прямо под ноги хозяина комнаты доброй квартой красного вина. Кэсерил отвел принца, совершенно ослепшего и слабого, в его покои и препоручил заботам слуг.

Более всего, однако, обеспокоил Кэсерила другой случай – когда он увидел зеленый изумрудный блеск на руке капитана гвардейцев, которые сопровождали принца и принцессу в столицу из их баосийского замка – того самого капитана, который, преклонив колено, клялся провинкаре, что жизнь готов положить за жизнь и благополучие Изелль и Тейдеса. Когда капитан проходил мимо Кэсерила, тот схватил гвардейца за руку и, подняв поближе к глазам, увидел знакомые очертания драгоценного камня.

– Замечательное кольцо, – сказал Кэсерил.

Нахмурившись, капитан освободил руку:

– Я того же мнения!

– Надеюсь, вы не слишком дорого за него заплатили. Камешек-то, похоже, фальшивый.

– Это настоящий изумруд, милорд!

– На вашем месте я пошел бы к ювелиру и проверил. Просто удивительно, как легко нынче лгут люди – лишь бы заработать!

Капитан пркрыл камень другой ладонью.

– Это хорошее кольцо.

– Если сравнить с тем, чем вы за него расплатились, то ваше кольцо – мусор!

Капитан сжал губы, пожал плечами и ушел.

Если это осада, подумал Кэсерил, то мы проигрываем.



Со временем совсем похолодало. Пошли дожди, и реки вздулись от паводковой воды. Время Сына подходило к концу. Как-то после ужина, когда музыканты принялись услаждать слух гостей своими очередными экзерсисами, король наклонился к сестре и негромко сказал:

– Завтра в полдень приходи к трону со всеми своими людьми. Будет возведение в должность ди Джиронала, и у меня есть кое-какие радостные новости. Я о них объявлю. Оденься в самые праздничные одежды. И обязательно – в жемчуга. Лорд Дондо только вчера вечером пожаловался мне, что никогда не видел на тебе тот жемчуг, что он подарил.

– Мне кажется, он мне не идет, – отозвалась Изелль, глянув бегло на сидящего неподалеку Кэсерила, а потом вниз, себе на колени.

– Пустяки! – заявил Орико. – Жемчуга к лицу любой девушке.

Сказав это, король принялся аплодировать музыкантам, только что закончившим очередной опус.

Изелль молчала весь путь до своего этажа, и Кэсерил, сопровождавший дам, уже готов был, пожелав им спокойной ночи, зевнуть и отправиться спать, как тут принцесса заговорила:

– Я не хочу носить жемчуга этого ворюги лорда Дондо. Я бы вернула их ордену Дочери, но боюсь, этим я оскорблю Богиню. Они замазаны грязью. Кэсерил! Что мне делать с этим жемчугом?

– Отдайте их священникам Бастарда. Бастард не такой щепетильный Бог, как прочие. Священники продадут жемчуг, а деньги отправят на нужны больницы.

Изелль, размышляя, покусывала губку.

– Отлично! Лорд Дондо ничего не сможет сказать. Даже протестовать не посмеет. Отлично! Прошу вас – отнесите жемчуг в Храм, для бедных и несчастных. А завтра я надену красный бархатный плащ поверх белого шелкового платья. Это будет нарядно. А из драгоценностей – мамин гранатовый гарнитур. Никто не упрекнет меня в том, что я ношу мамины камни.

Стоявшая рядом Нан ди Врит спросила: