Проклятие Шалиона

Посовещавшись с грумом, архиепископ подозвал служку Бастарда, которая уже успела поймать одну из своих двух подопечных. Девушка передала крысу Умегату, и тот, мягко удерживая ее в одной руке, вопросительно посмотрел на Кэсерила, после чего, извиняясь за причиняемое беспокойство, стал пробираться сквозь толпу придворных по направлению к нему. Кэсерил не мог понять, почему придворные не расступаются перед мощной белой аурой рокнарийца – как морские волны расступаются под носом клипера. Но те едва удостаивали Умегата своим взглядом. Наконец грум добрался до Кэсерила и протянул руку. Тот непонимающе посмотрел на Умегата.

– Священную крысу, милорд! – негромко произнес королевский грум.

– О!

Зверек по-прежнему с неизъяснимым удовольствием нежился в ладонях Кэсерила и был страшно недоволен, когда Умегат его забрал. Вторая крыса, увидев, что ладони Кэсерила освободились, хотела уже броситься туда, но Умегат, удержав ее, отправился назад, к ожидающему его архиепископу. Кэсерилу показалось, что он сходит с ума, но он точно видел, что архиепископ с трудом сдерживается, чтобы не поклониться королевскому груму. Впрочем, для всех присутствовавших ничего странного не было в том, что Менденаль в этой непростой и странной ситуации послал за главным королевским специалистом в деле ухода за животными. Странным все казалось лишь Кэсерилу.

Подняв крыс прямо к своему лицу, Умегат что-то прошептал, после чего приблизился к телу Дондо. Крысы спокойно сидели на руках грума, но ни одна из них не захотела даже взглянуть на гроб с покойным – Бастард не желал обладать душой этого человека. Время тянулось и тянулось, но ничего не происходило. Наконец Умегат, словно извиняясь, покачал головой и, поклонившись архиепископу, отдал крыс девушке-служке, которая, не находя себе места от волнения, стояла чуть поодаль.

Упав ничком между светильником и гробом, архиепископ принялся молиться, но вскоре поднялся на ноги. Служки забегали по двору с факелами, зажигая лампы, установленные на стенах, окружавших двор. Подозвав носильщиков, архиепископ приказал им взять гроб и нести его к сложенному заранее погребальному костру. Те двинулись, сопровождаемые скорбной песней хора.

Вернулась Изелль. Она подошла к Бетрис и Кэсерилу, потирая тыльной стороной ладоней обведенные черными кругами глаза.

– Больше не могу, – сказала она. – Это выше моих сил. Пусть ди Джиронал сам смотрит, как жарят его братца. Лорд Кэс! Отведите меня домой!

Маленькая свита принцессы выбралась из толпы скорбящих и вышла через передний портик Храма на сырые улицы осеннего города. За ними из Храма потянулись и другие.

Грум Умегат, стоящий у колонны, подошел к ним и поклонился.

– Милорд Кэсерил! Могу я с вами поговорить?

Кэсерила удивило то, что аура, окружавшая Умегата, не отражалась на мокрых плитах, лежавших у него под ногами. Жестом извинившись перед Изелль, он отошел с рокнарийцем. Женщины остались ждать его у края портика, при этом Изелль опиралась на руку Бетрис.

– Милорд! – проговорил Умегат. – Я хотел бы при первом удобном для вас случае поговорить с вами наедине.

– Я приду в ваш зверинец, как только доставлю Изелль в ее апартаменты.

И, поколебавшись, Кэсерил добавил:

– А вы знаете, что вы сияете, как зажженный факел?

Грум склонил голову.

– Так мне говорили, милорд, те немногие, кто видит не только то, что видят глаза. Увы, сами мы не в состоянии себя увидеть. Ни одно земное зеркало, способно отразить это сияние. Только глаза самой души способны на это.

– Там была женщина, которая сияла, словно зеленая свеча.

– Мать Клара? О да, она мне о вас говорила. Мать Клара – замечательная повитуха.

– Так чем же является это свечение? – спросил Кэсерил, бросив взгляд в сторону, где его дожидались дамы.

Умегат коснулся губ пальцем, словно призывал к молчанию.

– Не здесь, милорд, – сказал он, – прошу вас!

Кэсерил согласно кивнул.

Рокнариец низко поклонился ему и, прежде чем повернуться и раствориться в темноте, сказал:

– Вы сами, милорд, сияете, как горящий город.

13

Принцесса была настолько вымотана странной церемонией похорон лорда Дондо, что ко времени, когда они добрались до замка, едва переставляла ноги и постоянно спотыкалась. Кэсерил, оставив Нан ди Врит и Бетрис с принцессой, которую те прямиком отправили в постель, и приказав слугам принести дамам ужин, вышел из главного здания и отправился к воротам Зангры. На мгновение остановившись, он посмотрел в сторону города – не виден ли над Храмом дым, и ему показалось, будто нависшие над ним облака отдают оранжевым свечением. Впрочем, было слишком темно, и сказать что-либо определенное Кэсерил не мог.

Сердце его подпрыгнуло, когда он, пересекая дворик перед конюшнями, услышал вокруг себя хлопанье крыльев. Это были вороны с башни короля Фонзы. Отмахнувшись от двух из них, которые норовили сесть ему на плечи, Кэсерил затопал ногами. Но вороны не улетели, а продолжали сопровождать его, пусть и на расстоянии, до самых ворот зверинца.