Проклятие Шалиона

– Вы думаете, нынешний канцлер Шалиона согласится с подобной точкой зрения?

– О нет… Именно поэтому Умегат и посоветовал храму не разглашать сведения об этом… столь щекотливом случае, – Менденаль снова забеспокоился и почесал щеку. – Дело даже не в том, что просивший о подобном правосудии смог остаться в живых… да, в теории все выглядит значительно проще. Две магии. Я никогда не думал о возможности двух чудес одновременно. Беспрецедентно. Леди Весны должна бесконечно любить вас.

– Как погонщик любит мула, несущего его груз, – горько сказал Кэсерил, – и настегивает его, чтобы шагал побыстрее.

Настоятель посмотрел на Кэсерила с легким испугом и недоумением; служительница Клара понимающе скривила губы. «Умегат хмыкнул бы», – подумал Кэсерил. Он начал понимать, почему рокнарскому святому нравилось беседовать с ним. Только святые могли так шутить насчет богов, потому что они знали – богам все равно, шутка это или вопль отчаяния.

– Да, но Умегат считал, что леди сохранила вам жизнь с какой-то необычайной целью. Вы… вы не догадываетесь, с какой?

– Настоятель, я ничего не знаю об этом, – голос Кэсерила дрогнул. – И я…

– Да? – подбодрил Менденаль.

«Если я скажу это вслух, то рассыплюсь в прах, не сходя с места». Кэсерил облизнул губы, проглотил комок в горле. Когда ему удалось наконец выдавить из себя какие-то звуки, они оказались хриплым шепотом.

– Я очень боюсь.

– Ох, – после долгой паузы пробормотал настоятель, – да… я… понимаю, что это может… Ох, только бы Умегат пришел в себя!

Акушерка Матери смущенно откашлялась.

– Милорд ди Кэсерил?

– Да, служительница Клара?

– Мне кажется, у меня для вас сообщение.

– Что?

– Великая Мать прошлой ночью явилась мне во сне. Я была не совсем уверена, так как во сне часто вижу отражения своих дневных дел и мыслей, а о ней я думаю постоянно. Я собиралась сегодня посоветоваться с Умегатом… Она сказала мне… она сказала… – Клара вздохнула и продолжила уже спокойнее: – «Передай верному посланцу моей Дочери, чтобы он больше всего остерегался отчаяния».

– Да? И что?..

Проклятье! Боги будут теперь посылать ему сообщения через сны других людей? Он предпочел бы что-нибудь менее загадочное. И более практичное.

– Это все.

– Вы уверены? – спросил Менденаль.

– Ну… может, она сказала, верному пажу ее Дочери. Или коменданту крепости. Или капитану. Или всем четырем сразу… я не очень-то хорошо помню.

– Если это так, то кем могут быть эти оставшиеся трое? – озадаченно поинтересовался настоятель.

Воспоминание о словах провинкары, сказанные ему в Валенде, прожгло Кэсерила холодом до самых внутренностей, терзаемых болью.

– Это… я, настоятель. Это я, – он поклонился Кларе и сказал, с трудом шевеля занемевшими вдруг губами: – Спасибо, Клара. Помолитесь за меня вашей леди.

Она ответила молчаливой понимающей улыбкой и легким кивком.

Оставив служительницу Матери ухаживать за Умегатом, старший настоятель Кардегосса извинился и собрался идти к рею Орико. Он смущенно пригласил Кэсерила проводить его до ворот Зангра. Кэсерил был благодарен за приглашение и охотно последовал за Менденалем. Его давешняя ярость и страх уже прошли, оставив после себя слабость и головокружение. На ступенях лестницы колени у него подогнулись, но благодаря тому, что Кэсерил держался за перила, он не упал, а только споткнулся. Менденаль настоял, чтобы Кэсерил устроился в его носилках, а сам пошел рядом. Кэсерил чувствовал себя полным дураком; он был и смущен, и крайне признателен.

Разговор, которого так страшился Кэсерил, состоялся только после ужина. Паж передал ему вызов принцессы, и Кэсерил неохотно поднялся в гостиную Исель. Она выглядела усталой, при ней была только Бетрис. Принцесса указала своему секретарю на кресло. Свечи ярко горели, но свет, отражавшийся во всех настенных зеркалах, не мог разогнать нависшую над девушкой тень.

– Как себя чувствует Орико? – первым делом спросил Кэсерил.

Девушки даже не спускались к ужину, оставшись с рейной и лежавшим в постели реем.

Бетрис ответила:

– Вечером он, похоже, успокоился, когда обнаружил, что не совсем ослеп – правым глазом он видит пламя свечи. Но он не может толком помочиться, и врач беспокоится, что отеки будут увеличиваться. А он и так весьма отекший. Даже распухший.

Она в волнении прикусила губу.

Кэсерил кивнул и обратился к принцессе:

– Вы видели Тейдеса?

Исель вздохнула.

– Да, как раз после того, как канцлер устроил ему хорошую головомойку. Тейдес был слишком разгневан, чтобы рассуждать разумно. Ведет себя прямо как малое дитя. Жаль, что он уже слишком большой, чтобы залепить ему пощечину. Отказывается от еды, швыряет в слуг чем под руку попадет, а теперь, когда ему позволили покинуть его комнату, не желает выходить. С ним нельзя ничего поделать, пока он в таком состоянии, лучше оставить его в покое. Завтра ему полегчает, – тут ее глаза прищурились, и она сжала губы. – Ну, милорд, а теперь скажите-ка мне, как давно вы знаете о черном проклятии, нависшем над Орико?

– Сара наконец-то поговорила с вами, да?

– Да.

– Что именно она сказала?