Проклятое ожерелье Марии-Антуанетты

– Смог и поступил, – заверил ее Анатолий. – Но давайте продолжим повествование. Перед смертью я удовлетворю ваше любопытство. Итак, я узнал о тайнике, карте и загорелся желанием заполучить все. Кстати, дорогая моя, как еще один наследник полковника Самойлова я имею на это полное право.

– Наследник Самойлова? – Юля вскинула брови. – Что ты хочешь сказать?

– Хочу, дорогая, открыть тебе еще одну тайну, – весело продолжал парень. – Твой папаша, убийцу которого ты грезишь найти, считая отца человеком кристально честным и любившим твою мать больше жизни, тоже не был святым. Ты даже не задумывалась, почему твой папаша бежит на службу и остается на ночь, когда дежурит мой отец. А бежал он сначала к моей матери в койку. Я подслушал их интересный разговорчик. Она призналась, что родила меня от него. Так что ты моя сестренка, красавица. А я твой сводный братик, единокровный и претендующий на наследство дорогих предков.

– Ты мой брат? – Казалось, Юля упадет в обморок. – Этого не может быть…

Она закрыла глаза. Отец… Высокий, красивый, похожий на голливудского актера… Мама, тоненькая, хрупкая, тоже необыкновенно красивая. Они были хорошей парой, жили душа в душу. Неужели он ее обманывал? Обманывал с тетей Надей, матерью Анатолия, рыжеволосой зеленоглазой бестией, громко и заразительно смеявшейся и не боявшейся ничего? Она говорила, что счастлива с Колесовым. Неужели тоже обманывала?

– Ты говорил об этом с тетей Надей? – поинтересовалась девушка, стараясь держать себя в руках, не разрыдаться, не растратить последние силы.

– Я говорил с этой лживой тварью, – Анатолий будто выплевывал слова, – и она, разумеется, солгала, однозначно. Она сказала, что мне послышалось. Дескать, Самойлов действительно был ее любовником, этого она не отрицает. Но такого она ему не говорила, потому что я – сын Колесова, однозначно. Возможно, мать говорила, что хотела бы родить Самойлову сына. В общем, изворачивалась, как могла, да только я не верил ни единому слову.

Силы покинули Юлю, и она медленно осела на пол. Плотников кинулся к ней:

– Что с тобой, любимая?

Девушка глотала слезы.

– Сережа, мне уже все равно, выживу я или умру, – давясь спазмами, проговорила она. – Мой отец… Мой дед… Они всегда были для меня примерами. Это невыносимо. – Она вдруг встрепенулась от неожиданно пришедшей в голову мысли, мысли страшной, мучительной:

– Это ты убил моего папу… Убил, как Лилю Чистяк, и забрал обрывок открытки. На твое счастье, никто не стал копаться в этом деле. Какой бы отец ни был, но после смерти моей матери он переживал.

– Я и не отпираюсь, – отозвался Колесов совершенно спокойно, и молодые люди поняли, что такое нравственное понятие, как совесть, вряд ли ведомо этому парню. – Надо сказать спасибо моему так называемому папаше, Колесову, однозначно. Он всегда хотел сделать из меня мужика и заставлял ходить на восточные единоборства. Как видите, это мне пригодилось. Забрать кусок открытки было легче легкого: он пылился в старом альбоме.

– Негодяй, негодяй! – заорала Юля и осеклась, сознавая, что кричать некому, разве этим мокрым, вековым стенам, покрытым склизкой субстанцией. Тот, кому предназначались эти слова, не раскается, не заплачет.

– Успокойся, ради бога, успокойся. – Капитан, гладя ее по волосам, постучал по камню костяшкой указательного пальца, но звук получился еле слышным. Неудивительно, что там, на том конце, на него не отреагировали.

– Анатолий! – крикнул молодой человек, надрывая горло. – Все это бессмысленно, поверь опытному полицейскому. Тебе никогда не продать такие бриллианты. Ни один ювелир не примет их у тебя, кроме того, мои друзья, которые в курсе дела, сбросят нужную информацию. С тобой не свяжется ни один коллекционер.

– А вот тут ты не прав однозначно, великий полицейский, – усмехнулся Колесов. – Со мной уже связались. Если вы знаете историю надгробной плиты, то слышали, что ее купил какой-то коллекционер из Москвы. Я разыскал его, и он готов уже сегодня заплатить за бриллианты миллион долларов. Придется, правда, подождать денька три, но сути это не меняет. Я все равно получу деньги и в тот же день уеду из страны. Даже мой так называемый папаша никогда не узнает, куда я полечу. Однозначно. Но… – он сделал многозначительную паузу, не сулившую ничего хорошего, – я что-то с вами заговорился. Пришло время обеда. А еще ужина и завтрака. Я навещу вас завтра. Может быть. До новых встреч.