Проклятое ожерелье Марии-Антуанетты

Торговец мебелью Макензен, пожилой толстяк с красным лицом, прошитым синими прожилками, поднимался по лестнице, тяжело дыша. Его бесцветные водянистые глаза извергали молнии, жидкие волосы разметались в разные стороны. Мужчина был в страшном гневе и собирался наконец добиться справедливости. Одна непорядочная француженка, ни бельмеса не понимавшая по-английски, несколько раз брала у него в долг, меблировала свою жалкую комнатенку за его счет и до сих пор не заплатила ни пенни. Макензен, уже не первый раз навещавший ее квартирку, буквально кричавшую о бедности хозяйки, угрожал несчастной полицией, однако женщине раз за разом удавалось разыгрывать отчаяние, да такое, от которого старое сердце кредитора чуть не разрывалось. Она рвала на себе волосы, заламывала руки, клялась, что выпрыгнет в окно, даже залезала на подоконник, и он бросался к ней, чтобы помочь ей спуститься. Если эта ненормальная и правда прыгнула бы вниз с четвертого этажа, от нее осталось бы одно мокрое пятно. Разумеется, Макензен не хотел брать грех на душу и потому удалялся ни с чем, попадая в другой ад, в который на сей раз превращался его собственный дом, где сварливая жена, видя, что супруг опять пришел без денег, грозилась выдрать ему последние лохмы.

Сегодня супруга послала его с напутствием без денег домой не возвращаться, подозревая в грязной связи с этой бессовестной француженкой. Мужчина, чтобы отвести от себя подозрения, преисполнился решимости вернуть свои кровные и, поднявшись на четвертый этаж, постучал в квартиру. К своему стыду, он подумал, что плохо знает фамилию должницы. Она представилась то ли как Валотт, то ли как Мотт. Макензен ссужал ее деньгами без всяких расписок, почему-то веря басням, которые она плела ему, и не удосужился познакомиться с ее документами. К счастью, у него были свидетели, готовые подтвердить факт займа со стороны госпожи Валотт или Мотт. На стук никто не отозвался, и мужчина, немного потоптавшись у двери, постучал громче.

– Кто там? – послышался слабый голос Валотт или Мотт.

– Госпожа, это Макензен, – ответил толстяк. – Я пришел за деньгами.

– Одну минуту.

Женщина приоткрыла дверь. Как всегда, она была неряшливо одета. На ней был грязный, засаленный капор и несуразный чепец, из-под которого торчали распущенные, давно не чесанные космы.