Я бегу по передней дорожке. Тротуар потрескался. Двор полон опавших листьев. Старые дубы выросли такими высокими и густыми, что в доме слишком тенисто — постоянно полумрак, даже днем.
Это все еще красивый старый особняк, но так не будет длиться вечно.
Сын Аиды, вероятно, никогда не сможет здесь жить.
Может быть, если у Неро или Себа появится ребенок, еще одно поколение даст жизнь этим старым стенам.
Я не представляю, что у меня когда-нибудь будут дети. Несмотря на то, что мне едва за тридцать, я чувствую себя старым. Как будто жизнь уже прошла мимо меня.
Поднимаясь по ступенькам к входной двери, я вижу сверток на крыльце. Он маленький, размером с коробочку для колец, завернутый в коричневую бумагу.
В моем мире нельзя брать посылки без опознавательных знаков. Но она слишком маленькая, чтобы быть бомбой. Я полагаю, в ней может быть полно сибирской язвы.
В данный момент мне все равно. Я поднимаю ее и сдираю обертку.
Слышу, как что-то гремит внутри коробки. Звучит так, будто там что-то мелкое и твердое. Слишком тяжелое, чтобы быть кольцом.
Я открываю крышку.
Это пуля пятидесятого калибра, выточенная вручную на токарном станке. Бронзовый сплав. Пахнет маслом и порохом.
Я достаю ее из коробки, вертя прохладный скользкий цилиндр между пальцами.
Внутри лежит записка. Маленькая, квадратная и написанная от руки.
В ней говорится:
29. Симона
Я завтракаю с родителями в их комнате. У нас смежные люксы, так что достаточно легко пройти через дверь между ними, все еще в пижаме, и сесть за стол, заставленный подносами для обслуживания номеров.
Мама всегда заказывает слишком много еды. Ей ненавистна мысль о том, что кто-то может остаться голодным, хотя она сама ест как птичка. Здесь стоят блюда со свежими фруктами, беконом, яйцами, ветчиной и выпечкой, а также кофе, чай и апельсиновый сок.
— Я заказала вафли и для Генри, — говорит она мне, когда я сажусь.
— Он еще спит.
После сбора средств мы с Генри обнялись и смотрели фильм до поздней ночи. Я была напряжена и расстроена из-за танца с Данте. Единственное, что меня успокаивало, — это ощущение головы моего сына, лежащей у меня на плече, и его спокойное, медленное дыхание после того, как он заснул.
— Что вы смотрели? — спрашивает меня мама. — Я слышала взрывы.
— Извини, — говорю я. — Надо было сделать потише.
— О, все в порядке, — мама качает головой. — Твой отец носит беруши, а я все равно не спала и читала.
— Мы смотрели «Человек-паук: Через вселенные», — говорю я ей. — Это любимый фильм Генри.
Вообще-то, мне он тоже нравится. Майлз Моралес напоминает мне Генри — умный, добросердечный, решительный. Иногда ошибается, но всегда пробует снова.
Кем бы я была в этом фильме?
Питером Б. Паркером, наверное. Испортил свою собственную жизнь, но все еще может быть, по крайней мере, хорошим наставником.
Это то, за что я цепляюсь. Я совершила так много ошибок, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы дать Генри хорошую жизнь. Я хочу дать ему мир и свободу найти в нем свой путь.
— Как спалось, папа? — спрашиваю я отца.
— Ну, — говорит он, отпивая свой кофе. — Ты же знаешь, что я могу спать где угодно.
Мой отец, кажется, добивается чего-то исключительно силой воли. Он никогда не позволил бы чему-то столь обыденному, как комковатый матрас или уличный шум, помешать ему уснуть.
— Чем нам сегодня заняться с Генри? — спрашивает мама.
— О… — я колеблюсь. Я планировала уехать из Чикаго сегодня. На следующей неделе у меня запланирована работа в Нью-Йорке — я подумала, что отвезу Генри туда пораньше, сходим вместе на несколько бродвейских шоу.
— Ты ведь еще не уезжаешь? — жалобно спрашивает мама. — Мы едва успели тебя увидеть.
— У тебя нет никакой другой работы до следующей недели, — говорит мой отец. — К чему такая спешка?
Я ненавижу, когда он связывается с моей помощницей. Надо сказать ей, чтобы она больше не давала ему мое расписание.
— Думаю, я могла бы остаться еще на день или два, — признаюсь я.
В этот момент раздается стук в дверь.
— Кто это? — говорит мама.
— Наверное, Карли, — говорю я ей. Комната Карли дальше по коридору. Мы все проспали допоздна, в это время она обычно начинает заниматься уроками с Генри.
Отец уже подходит, чтобы открыть дверь. Вместо миниатюрной фигуры Карли я потрясена, увидев широкие плечи Данте, заполняющие дверной проем.
— Доброе утро, — вежливо говорит он.
— Доброе утро. Заходи, — сразу же говорит отец.
Данте заходит внутрь. Его глаза находят мои, и моя рука крепко сжимает кружку с кофе. Жаль, что я не причесалась и не умыла лицо. И я бы хотела, чтобы на мне было что-то другое, а не пижама с маленькими ананасами.
— Присоединяйся к нам на завтрак, — говорит мама.
— Я уже поел, — хрипло отвечает Данте. Затем, чтобы смягчить отказ, он говорит:
— Однако спасибо.
— Выпей хотя бы кофе, — говорит папа.
— Хорошо.
Мама наливает ему кружку. Прежде чем она успевает добавить сахар, я говорю:
— Только сливки.
Данте снова переводит взгляд на меня, возможно, удивленный тем, что я вспомнила, какой кофе он любит.