Прóклятое золото Колымы

Интересно получается. Евгений Иванович Богданов рассказывает о себе, а выстраивается на главных своих этапах вся история развития золотодобывающей техники на Колыме. А если говорить только о развитии техники, то невольно рассказалась бы и биография Евгения Ивановича, невольно выявились бы по крайней мере главные этапы его творчества. Так тесно переплётаются судьба человека с судьбой той земли, на которой живёт он.

Ещё одна встреча с Богдановым. Ещё рассказ о важной вехе в развитии горного производства в 50-е годы.

– Золото – металл очень капризный. И нелегко дается в руки человеку. Нужно научиться максимально извлекать его из золотистых россыпей, – начинает свой рассказ мой собеседник. – Первоначально нас, инженеров, обогатителей, занимала проблема улавливания мелкого золота. Добивались, чтобы как можно меньше сносилось оно в процессе промывки песков. Однако практические наблюдения и некоторые теоретические соображения привели меня к мысли, что весьма значительно мы теряем и крупное золото, самородки. И что их в россыпях Колымы гораздо больше, чем принято думать. Просто это трудно заметить. Ведь как обычно проверяются потери? Берутся небольшие пробы промытой породы и определяется, сколько там ещё осталось металла. В таких малых пробах, конечно, трудно обнаружить самородки. Вероятность попадания их в небольшие пробы очень мала.

Евгений Иванович долго размышлял над этим. И в 1950 году решил проверить свою гипотезу экспериментально на прииске «Спокойный», где был главным инженером. Обычно барабанный грохот, где обрабатываются пески, имеет отверстия диаметром 20–25 миллиметров. Через них, естественно, может пройти лишь сравнительно мелкое золото. А самородки сносятся. Экспериментатор поставил ещё один грохот с отверстиями 80–90 миллиметров и под него ещё один узкий шлюз. Теперь крупные фракции породы не сносились в отвал, а обогащались на узком шлюзе. Научная гипотеза вполне подтвердилась практикой. На приборах, снабжённых такой системой, улавливались самородки различной величины. Они составляли 4–5 процентов от общего количества золота.

Не один опыт, не одно испытание потом ещё провёл неутомимый экспериментатор Евгений Иванович. И выводы его опять подтвердились. Поставив проблему, следовало искать её решения. Учёный теперь торопил изобретателя. Собственно, эти два начала всегда продолжались и дополняли друг друга в личности Богданова. Теперь уже как конструктор, с жаром взялся он за поиск. И вскоре явил на свет новую «технологичную схему с двухфакторным грохочением и резкой разницей в крупности двух обогащаемых классов». Эту схему он внедрил в 1951 году на деревянных скрубберно-шлюзовых приборах на приисках «Спокойный» и «Верхний Ат-Урях», а затем она была реализована на промприборах МПД-5. И снова опыты. Снова проверки. И снова – полемика. Учёные обогатители тогда предложили свою схему – однофракционную с головным шлюзом. Спор же был разрешён практикой.

На прииске имени Фрунзе, на одном и том же шахтном отвале, были поставлены рядом два промприбора с разными схемами обогащения: МПД-4 (однофракционная схема с головным шлюзом) и МПД-5 (двухфракционная – «Богдановская»). После окончания работы контрольная промывка отвалов показала: потери на МПД-4 составили 12 процентов, а на МПД-5 – всего 1,6 процента.