Читаем Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы полностью

С ломкой, если присмотреться, получается не очень. Все довольно стандартно. Главные герои, все как один, шагнули из подросткового фэнтези. Супергерои в чистом виде. Есть паренек, чужак и мессия по совместительству. Есть местная Лира (см. Пулман «Темные начала»), марыйского разлива. Само собой, к ней прилагается что-то вроде деймона. Мешок друзей и недрузей, неигровых персонажей им под стать, большая часть из которых погибнет, а меньшая – нет.

Далее весь антураж магии без мечей: волшебство, земля-защитница, мертвые с косами плывут (здесь имеется что-то вроде «Летучего Голландца» речного типа), Великий кормчий племени и Мать-Перепелка.

Все-таки фэнтези?

«Может и она».

«Но все это, – как писал Федор Кузьмич Сологуб, – только казалось».

Мы ведь народ исторический. Страстно полюбили историю еще в годы застоя. В конце советской эпохи она и вовсе стала царицей полей, наукой наук. Человек с историческим багажом – интеллектуал (и патриот), без него – ничтожество и манкурт. Увлечение историей при этом у нас идет обычно с пикулевским отливом – любим не логику истории, а белые пятна, факты, матчасть, нередко высосанную кем-то когда-то из пальца, но зафиксированную в мемуарах и статистике, которые надо знать обязательно.

Залихватский пришпоренный стиль «Гардемаринов» и Пикуля откочевал сейчас на попаданские пажити. Но привычка укреплять свои позиции околоисторическим флером осталась. Новейшая российская словесность внимательно вглядывается в историю. История – почва, единственное твердое и основательное. За какой текст современный отечественный писатель ни возьмется, везде у него получается исторический роман.

Оттого и «этнофэнтези», подаваемое как новое блюдо второй год подряд (в прошлый – Рубанов, в этот Идиатуллин), – в действительности есть недоразвитый исторический роман, писаный по той самой околонаучной матчасти.

Кстати о ней. Идиатуллин хвастает множеством изученных источников. Но к чему вся эта якобы фундированность, если рядом с ней соседствует абсолютный авторский произвол? Можно было обойтись одним воображением. Построить мир с нуля. Не огладываясь на историю. Отталкиваясь от культурологии, антропологии. Мысля социологически. Избегая исторических костылей.

Что касается детектива, то в «Последнем времени» его нет. Неоткуда ему взяться. Не всякая пропажа – загадка, и не всякая разгадка – следствие. Триллер тоже отсутствуют. Ни шпионского (хотя герои нелегально сигают туда-сюда через границу), никакого иного. Ну, бьются люди, ну, бегают туда-сюда. Так всегда так было. Приключения.

Конечно, кому и «Колобок» – триллер. Кому и «Курочка Ряба» – детектив. А «Зимовье зверей» – survival horror. Однако ж ври-ври, да меру знай.

В громоздкую словесную обертку текста закутан маленький сюжетный скелет: для народа мары, и сопредельных недружественных народов тоже, резко настали последние времена – упала звезда Полынь. Воды не только замутились, но и погорчели.

Теперь уже не приведется растить штаны на деревьях, полезные ископаемые также придется добывать старым варварским открытым способом. Аграрно-патриархальная лафа закончилась. То есть она, выходит, не совсем патриархальная, раз добыча с помощью кайла и лопаты древнее.

Тут бы поиграть на теме цикличности-линейности исторического времени, «все новое – это хорошо забытое старое». Но разве ж Идиатуллину до того?

Возможность историософии высшего порядка заслоняет другой модный и рекомендованный феминисткам сюжет – некая женщина, любительница отрезать мужское хозяйство тем, кто его достает ни к месту и не вовремя, ради спасения своего мальца совершает путь в земли мары. Туда и обратно, как заправский взлохоббит.

Линия любовная: девочка-мары созрела, а с кем бы разделить это достижение – неизвестно. Хотела с одним, так он не хочет, с другим, так он тоже. Но зато можно смазать словесный ужас медом легкой эротики (как будто ее вокруг мало?).

Вот и все, на что ушло четыреста восемьдесят страниц.

Но вернемся к синтезу жанров.

Из перечисленного Идиатуллиным интереснее всего жанр для книги основной, несущий, но не названный, чтоб не распугать потенциальных покупателей. Боллитра. Изобретение отечественных писателей последних лет.

Фэнтези, детектив, триллер – жанры честные (если их не разбавляют боллитрой, а здесь как раз такой случай). Боллитра – прибежище жуликов и прохвостов от литературы.

В качестве культпросвета для несведущих напомним его обязательные компоненты:

– работа с языком (языком тоже подойдет – это такие две проекции в текст и в жизнь одной методики);

– большая тема (настолько, что даже не поймешь о чем это, и сглупа вовсе упрекнешь в бестемьи, а это не так, просто ты такой ничтожный, что тебе тямы не хватает);

– безразличие к развитию сюжета («служенье муз не терпит суеты»);

– наплевательское отношение к читателю (они для меня, а не я для них, пусть еще дорастут до меня, дотянутся);

– самолюбование (в этом мире есть лишь один по-настоящему интересный предмет – я сам и мои мысли);

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рецензии
Рецензии

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В пятый, девятый том вошли Рецензии 1863 — 1883 гг., из других редакций.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Критика / Проза / Русская классическая проза / Документальное
Батюшков
Батюшков

Один из наиболее совершенных стихотворцев XIX столетия, Константин Николаевич Батюшков (1787–1855) занимает особое место в истории русской словесности как непосредственный и ближайший предшественник Пушкина. В житейском смысле судьба оказалась чрезвычайно жестока к нему: он не сделал карьеры, хотя был храбрым офицером; не сумел устроить личную жизнь, хотя страстно мечтал о любви, да и его творческая биография оборвалась, что называется, на взлете. Радости и удачи вообще обходили его стороной, а еще чаще он сам бежал от них, превратив свою жизнь в бесконечную череду бед и несчастий. Чем всё это закончилось, хорошо известно: последние тридцать с лишним лет Батюшков провел в бессознательном состоянии, полностью утратив рассудок и фактически выбыв из списка живущих.Не дай мне Бог сойти с ума.Нет, легче посох и сума… —эти знаменитые строки были написаны Пушкиным под впечатлением от его последней встречи с безумным поэтом…В книге, предлагаемой вниманию читателей, биография Батюшкова представлена в наиболее полном на сегодняшний день виде; учтены все новейшие наблюдения и находки исследователей, изучающих жизнь и творчество поэта. Помимо прочего, автор ставила своей целью исправление застарелых ошибок и многочисленных мифов, возникающих вокруг фигуры этого гениального и глубоко несчастного человека.

Анна Юрьевна Сергеева-Клятис , Юлий Исаевич Айхенвальд

Биографии и Мемуары / Критика / Документальное
Что такое литература?
Что такое литература?

«Критики — это в большинстве случаев неудачники, которые однажды, подойдя к порогу отчаяния, нашли себе скромное тихое местечко кладбищенских сторожей. Один Бог ведает, так ли уж покойно на кладбищах, но в книгохранилищах ничуть не веселее. Кругом сплошь мертвецы: в жизни они только и делали, что писали, грехи всякого живущего с них давно смыты, да и жизни их известны по книгам, написанным о них другими мертвецами... Смущающие возмутители тишины исчезли, от них сохранились лишь гробики, расставленные по полкам вдоль стен, словно урны в колумбарии. Сам критик живет скверно, жена не воздает ему должного, сыновья неблагодарны, на исходе месяца сводить концы с концами трудно. Но у него всегда есть возможность удалиться в библиотеку, взять с полки и открыть книгу, источающую легкую затхлость погреба».[…]Очевидный парадокс самочувствия Сартра-критика, неприязненно развенчивавшего вроде бы то самое дело, к которому он постоянно возвращался и где всегда ощущал себя в собственной естественной стихии, прояснить несложно. Достаточно иметь в виду, что почти все выступления Сартра на этом поприще были откровенным вызовом преобладающим веяниям, самому укладу французской критики нашего столетия и ее почтенным блюстителям. Безупречно владея самыми изощренными тонкостями из накопленной ими культуры проникновения в словесную ткань, он вместе с тем смолоду еще очень многое умел сверх того. И вдобавок дерзко посягал на устои этой культуры, настаивал на ее обновлении сверху донизу.Самарий Великовский. «Сартр — литературный критик»

Жан-Поль Сартр

Критика / Документальное
Азбука Шамболоидов. Мулдашев и все-все-все
Азбука Шамболоидов. Мулдашев и все-все-все

Книга посвящена разоблачению мистификаций и мошенничеств, представленных в алфавитном порядке — от «астрологии» до «ясновидения», в том числе подробный разбор творений Эрнста Мулдашева, якобы обнаружившего в пещерах Тибета предков человека (атлантов и лемурийцев), а также якобы нашедшего «Город Богов» и «Генофонд Человечества». В доступной форме разбираются лженаучные теории и мистификации, связанные с именами Козырева и Нострадамуса, Блаватской и Кирлиан, а также многочисленные модные увлечения — египтология, нумерология, лозоходство, уфология, сетевой маркетинг, «лечебное» голодание, Атлантида и Шамбала, дианетика, Золотой Ус и воскрешение мертвых по методу Грабового.

Петр Алексеевич Образцов

Критика / Эзотерика, эзотерическая литература / Прочая научная литература / Эзотерика / Образование и наука / Документальное