Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

Молодой/зрелый известный/ безвестный математик/физик начинает испытывать некие смутные ощущения чего-то. Он либо скитался по миру, либо скитается, либо собирается скитаться. Тут идет развернутый мемуарий о лихих девяностых и трудностях начала нулевых. Семьи, и уж тем более постоянной женщины (с этим связаны кочующие из одного романа Иличевского в другой грезы о ночных девушках, внезапно одаряющих героя своим телом) у него либо еще нет, либо уже нет. Бывает еще папа, но тут ситуация «Лягушонок ищет папу», папа либо тоже скитается, либо его надо разыскивать.

У героя есть друг или знакомый – откровенный чудик, теоретик всего, одержимый таинственным учением, специфическим видом знания или какой-либо таинственной исторической фигурой.

Герой чувствует присутствие мировой загадки, сокрытой в ничто.

Пока он это чувствует, нам рассказывают о связи кружевного или еще какого-либо искусства с геологическими изменениями эпохи мезозоя, или процессом образования звезд в Галактике. Также нас посвящают в тонкости какого-либо дела (игра на варгане или ковроткачество) или чьей-либо судьбы. Мы сталкиваемся с неизвестными страницами истории – например, война чукчей и якутов и ее воздействие на эпоху великих географических открытий.

Между делом мы также узнаем о каком-нибудь реальном или нереальном дядечке (всегда дядечке, никогда тетеньке, перед тетеньками у Иличевского робость, а может, о ужас, он думает, что они не сотворили ничего исторически значимого!), который изобрел либо искусственную реинкарнацию, либо новый вид социального фаланстера. И то, и другое, разумеется, должно спасти человечество, но в каком виде это случится, мы, разумеется, не прочитаем. А пока наш герой кочует из Мангышлака в Калахари и в тающие льды Гренландии. Ведомый запахом тайны, присоединяется, или просто наблюдает за жизнью какой-нибудь секты или общины, несущей свет человечеству. И естественно ничего не добивается по существу, испытывая в процессе всей этой маеты, однако, просветление.

Такое примерно содержание накладывается на периодическую систему современного интеллектуального бестселлера и самой ходовой беллетристики. Наиболее характерным примером подобного синтеза стал роман «Перс», выбивающийся из общего ряда книг Иличевского не столько объемом, сколько вот этой бестселлеровской сделанностью. И здесь никакого падения, никакого отступления от собственной дороги. Иличевский всегда отличался необыкновенной чуткостью к набору тем, ставшему ходовым в последние лет 20–30. Поразительное чутье.

В его якобы высоколобых романах (на самом деле это обыкновенная помпезная боллитра с разлапистыми описаниями, «языком» и якобы высоким устремлением дум, за которым, да, ничто, симулякр) вы найдете полный набор вошедшего в активный обиход литературного ширпотреба: травма, мигранты, семейные тайны, загадки истории, большие скитания по большой земле, экзотика географическая и историческая, авантюрная сторона жизни «бывших людей» – бичей и бомжей и прочее тому подобное.