Читаем Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы полностью

Чехарда придурков, по идее, должна была бы умилять – но вызывает отвращение. Я бывал в заброшенных лагерях, даже чай пил в бараке, видел сохранившуюся посуду, обувь, полусгнившую рванину. Я спотыкался о череп и выворачивал его изо мха. Покосившиеся вышки на маршруте – обычное дело. Ржавая колючка тоже. Да, мы пили чай – но не скажу, чтобы его смаковали или хотели отдохнуть. Выпили кипяточку за помин душ и бежать.

Никакой блокады – дебильный удав, жидко испражняющийся при виде коммунистки крысиной шкуркой (любовь нынешних писателей к испражнениями не перестает меня удивлять), не спеша пожирает крыс, люди не спеша кушают голубей, два хахаля приносят поочередно то змей (в осажденном Ленинграде работали герпетологи?), то продуктовые пайки. Ах, да, фантасмагория. Не было никакой осады. И того кэцэ, который ты положил в шапку, тоже не было. Какой кэце? Не было кэцэ.

На самом деле, совершенно искренне радует одно – наши люди обладают здоровым чувством брезгливости и способностью к отторжению всякой гнили. Бредовое бормотание Синицкой, по недоразумению вышедшее в виде книги – место ей именно что на Прозе. Ру среди самых унылых и ничтожных графоманов, откуда, собственно, ее и выкопали – будет выблевано и забыто.

Стоит читать? Каждый, конечно, решает сам. Но можно сделать один простой и действенный тест. В почти любой российской семье есть погибший на Великой Отечественной войне, или пропавший в лагерях. Достаньте их фото. Посмотрите в глаза своим предкам – а теперь плюньте в них. Плюньте в парня, который из горящего танка пулеметным огнем держал роту фашистов – а когда его застрелили, оказалось, что зря – он сам бы умер без нижней половины туловища. Плюньте в тех, кто до сих пор покоится в лесах и болотах. В детей, которые стояли на ящиках за токарными станками и выполняли взрослую норму, отдавая все фронту. В тех, кто без высоких слов положил свои жизни за вашу. Смогли? Если смогли – читайте, вам зайдет. Если нет – запомните эту фамилию и следующую ее… крысиную шкурку под обложкой смело выбрасывайте.

Графоманская голгофа

А. Иличевский. «Чертеж Ньютона». М., Редакция Елены Шубиной, 2019


Я еще не пришел в себя от ядовитого пойла Зоси Синицкой, как наткнулся в сети на интереснейший диалог – литератор Лавлинский расстраивался тем, что премию дали Иличевскому, и обосновывал это количеством евреев в жюри Большой книги, а журналист Мильчин ехидно втыкал шпильку – так эти евреи и тебе дали премию шесть лет назад, Лавлинский. На что последний в своей манере мудро промолчал.

С евреями в литературе вообще ситуация интересная. Во-первых, перечислять их всех не стоит, это долго и тяжело – от Мандельштамов до Зильбертруда. Во-вторых, скоро великим поэтом назовут недавно почившего Гафта, золотозубого хулигана из Сокольников, и я не выдержу – средний стихотворец ну никак не может быть великим. За это меня обзовут антисемитом и я буду прижимать руки к груди и всячески оправдываться. Так что лучше я это сделаю незамедлительно и сражу врагов наповал бабкой моей бывшей жены, Эстерман, и прадедом моего сына – Милем. Да-да, папой вертолета Ми.

У премий же с евреями отношения хорошие и давние – даже новорожденная «Антоновка», подобострастно согнувшись, первые наградные бюсты выдала гениальнейшей троице поэтов – Бершину, Бруштейну, Манович. Замечательные люди, вообще не имеющие к Алексею Константиновичу отношения, зато сразу стало понятно – «Антоновка» премия правильная. Вот не знаю, как сейчас.

Вообще, конечно, забавно – стоит условно русскому литератору начать разбирать условно еврейского литератора, как он обязан не меньше абзаца посвятить оправданиям, которые, к слову, приняты не будут. Остается, напевая песню еще одного обожаемого народом еврея – «Зачем мне считаться шпаной и бандитом…» – приступить непосредственно к тексту.

Итак – книга Александра Иличевского «Чертеж Ньютона».

Вышедшая в Редакции Елены Шубиной. То есть если брать принятую мной классификацию, то эта селедка – в лапсердаке и с пейсами, заложив плавники в подмышки, бодро хвостом шлепает «Семь сорок».

Вообще у книг, издаваемых РЕШ, я заметил одну любопытную закономерность – на первых страницах их читать даже приятно, почти всегда интересно и даже захватывает.

Ближе к середине возникает непонимание – что произошло? Куда все делось? Зачем это?

После середины читатель держится за голову и с трудом пробирается между словесными нагромождениями и ускользающим смыслом, либо встречает старые, родные, знакомые до тошноты шаблоны. Это, так сказать, фирменная фишка редакции-монополиста, не меняющаяся со временем. Есть и еще одна фишка – нелепые вставки, сделанные как будто по заказу. Какие-то события, какие-то герои, возникающие непонятно откуда и зачем, лишние в тексте, не соотносящиеся с ним по смыслу и идее – но зато именно такие должны нравиться широкой публике.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рецензии
Рецензии

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В пятый, девятый том вошли Рецензии 1863 — 1883 гг., из других редакций.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Критика / Проза / Русская классическая проза / Документальное
Батюшков
Батюшков

Один из наиболее совершенных стихотворцев XIX столетия, Константин Николаевич Батюшков (1787–1855) занимает особое место в истории русской словесности как непосредственный и ближайший предшественник Пушкина. В житейском смысле судьба оказалась чрезвычайно жестока к нему: он не сделал карьеры, хотя был храбрым офицером; не сумел устроить личную жизнь, хотя страстно мечтал о любви, да и его творческая биография оборвалась, что называется, на взлете. Радости и удачи вообще обходили его стороной, а еще чаще он сам бежал от них, превратив свою жизнь в бесконечную череду бед и несчастий. Чем всё это закончилось, хорошо известно: последние тридцать с лишним лет Батюшков провел в бессознательном состоянии, полностью утратив рассудок и фактически выбыв из списка живущих.Не дай мне Бог сойти с ума.Нет, легче посох и сума… —эти знаменитые строки были написаны Пушкиным под впечатлением от его последней встречи с безумным поэтом…В книге, предлагаемой вниманию читателей, биография Батюшкова представлена в наиболее полном на сегодняшний день виде; учтены все новейшие наблюдения и находки исследователей, изучающих жизнь и творчество поэта. Помимо прочего, автор ставила своей целью исправление застарелых ошибок и многочисленных мифов, возникающих вокруг фигуры этого гениального и глубоко несчастного человека.

Анна Юрьевна Сергеева-Клятис , Юлий Исаевич Айхенвальд

Биографии и Мемуары / Критика / Документальное
Что такое литература?
Что такое литература?

«Критики — это в большинстве случаев неудачники, которые однажды, подойдя к порогу отчаяния, нашли себе скромное тихое местечко кладбищенских сторожей. Один Бог ведает, так ли уж покойно на кладбищах, но в книгохранилищах ничуть не веселее. Кругом сплошь мертвецы: в жизни они только и делали, что писали, грехи всякого живущего с них давно смыты, да и жизни их известны по книгам, написанным о них другими мертвецами... Смущающие возмутители тишины исчезли, от них сохранились лишь гробики, расставленные по полкам вдоль стен, словно урны в колумбарии. Сам критик живет скверно, жена не воздает ему должного, сыновья неблагодарны, на исходе месяца сводить концы с концами трудно. Но у него всегда есть возможность удалиться в библиотеку, взять с полки и открыть книгу, источающую легкую затхлость погреба».[…]Очевидный парадокс самочувствия Сартра-критика, неприязненно развенчивавшего вроде бы то самое дело, к которому он постоянно возвращался и где всегда ощущал себя в собственной естественной стихии, прояснить несложно. Достаточно иметь в виду, что почти все выступления Сартра на этом поприще были откровенным вызовом преобладающим веяниям, самому укладу французской критики нашего столетия и ее почтенным блюстителям. Безупречно владея самыми изощренными тонкостями из накопленной ими культуры проникновения в словесную ткань, он вместе с тем смолоду еще очень многое умел сверх того. И вдобавок дерзко посягал на устои этой культуры, настаивал на ее обновлении сверху донизу.Самарий Великовский. «Сартр — литературный критик»

Жан-Поль Сартр

Критика / Документальное
Азбука Шамболоидов. Мулдашев и все-все-все
Азбука Шамболоидов. Мулдашев и все-все-все

Книга посвящена разоблачению мистификаций и мошенничеств, представленных в алфавитном порядке — от «астрологии» до «ясновидения», в том числе подробный разбор творений Эрнста Мулдашева, якобы обнаружившего в пещерах Тибета предков человека (атлантов и лемурийцев), а также якобы нашедшего «Город Богов» и «Генофонд Человечества». В доступной форме разбираются лженаучные теории и мистификации, связанные с именами Козырева и Нострадамуса, Блаватской и Кирлиан, а также многочисленные модные увлечения — египтология, нумерология, лозоходство, уфология, сетевой маркетинг, «лечебное» голодание, Атлантида и Шамбала, дианетика, Золотой Ус и воскрешение мертвых по методу Грабового.

Петр Алексеевич Образцов

Критика / Эзотерика, эзотерическая литература / Прочая научная литература / Эзотерика / Образование и наука / Документальное