Проклятые поэты

Часы! Живет в вас бог, бесстрастный,
               беспощадный.
Он пальцем нам грозит, бормочет: – Не забудь!
Когда придет к концу твой недалекий путь,
В тебя тупая боль вопьется пьявкой жадной.

И радость бытия – запомни, человек! —

Сильфидою вспорхнет и в тень кулис умчится;
Пожрут мгновения, крупицу за крупицей,
Огрызок счастия, что дан на весь твой век.

За краткий час шепнуть Секунда успевает

Три тысячи шестьсот долбящих: не забудь!
Я гнусным хоботком твою сосало грудь,
Я было, я – Вчера, Сегодня повторяет.

Remember![44]

Не забудь! На языках любыхЯ глоткою стальной вещаю всем народам.
Минуты, жалкий мот, подобны тем породам,
Где скрыто золото. Возьми его из них!

Глупец! Лишь потому играет время смело,

Что проиграть оно не может: – Не забудь!
День вспыхнул и угас, кругом ночная муть,
И бездна алчно ждет: клепсидра опустела.

И крикнут все тогда: и Случай, юный бог,

И оскорбленная невеста – Добродетель,
И Угрызение – последний твой свидетель:
– Ты опоздал, о трус! Умри. Пришел твой срок.

Лотреамон

Вы шли своим путем, а я – своим, но одинаково порочны были эти пути.

Лотреамон

Целью поэзии должна быть применимая к жизни правда.

Лотреамон

Затем Элюар напишет свою парафразу на эту строку из лотреамоновских «Стихотворений»: Поэзия должна иметь целью практическую истину.

«Племя тупое и слабоумное! Ты раскаешься в своем поведении. Ты в этом раскаешься, погоди! Моя поэзия только и будет крушить человека, этого лютого зверя, и Творца, который не должен был создавать подобную нечисть. Тома, до конца моих дней, будут нагромождаться горой, но в них не найдут ничего, кроме этой единственной мысли, вечно живущей в моей душе!»

«Мать однажды с потухшим взглядом сказала мне: „Когда будешь в постели и услышишь с полей завывание псов, не смейся над ними: в них живет, как в тебе и во мне, как и во всех прочих людях, неутолимая жажда безмерного…“ По сей день блюду я этот завет усопшей. Подобно собакам, я тоже испытываю потребность в безмерном… И я не могу, не могу ее удовлетворить! Я, как мне говорили, сын мужчины и женщины. Удивляюсь… я мнил себя чем-то большим! Впрочем, не все ли равно мне, откуда я появился? Будь это в моей воле, лучше б уж стал я сыном акульей самки, чей голод под стать ураганам, и тигра, свирепость которого общепризнана: я был бы менее злобен».

«Каждое утро, когда солнце встает для других, изливая на всю природу целебную радость и теплоту, – я в это время, глядя пристально, с застывшими чертами, в пространство, полное мрака, погруженный в отчаяние терзаю могучей рукой свою грудь под лохмотьями. И я чувствую все же, что не один на свете страдаю! Как осужденный ощупывает свои мускулы, раздумывая об их участи, ибо взойдет скоро на эшафот, так стоя на своей подстилке, закрыв глаза…

Кто же это по голове колотит меня железным бруском, как молотом по наковальне?»

Итак, таинственный и трагичный «демонический отрок», Изидор Дюкасс, граф де Лотреамон, гневно мечущий проклятия и вопиющий о милосердии, объединяющий в единое целое зло и добро, прячущий какую-то нечеловеческую драму или зрящий апокалиптическое будущее – нас…

Может быть, не случайно о нем почти ничего не известно? Может быть, в этом смысл элиотовской «деперсонализации» поэзии? Может быть, так легче осуществить погружение в этот ад?..

Может быть, не случайно такие уходят юношами? Ведь всегда есть опасность зачеркнуть себя юного, поддавшись на провокации жизни.

«Слезинка ребенка» здесь обретает еще один – неожиданный – смысл: дитя-пророк, оплакивающий увиденный апокалипсис…