Проклятые поэты

II. Неисправимый

Он был матросом, не взятым на борт корабля
       и внушающим местным властям опасенье.
В кармане его – табака на два су, билет до Парижа,
       бельгийская справка из мест заключенья.
Теперь он моряк сухопутный, бродяга, чей путь
                 километров лишен.
Адрес – не установлен, профессии – нет. «Поль Верлен,
                    литератор…»
        Известно, что он
В самом деле стихи сочиняет: но Франс к ним суров,
                   и потом вслед
        за ним повторяли:
«По-французски пишут затем, чтобы вас понимали».
И, однако, настолько забавен чудак, что однажды его
        описал он в романе своем.
Для студентов же этот чудак – знаменитость, его
        иногда угощают вином.
Но вот то, что он пишет, читать невозможно
                без раздраженья:
Он нередко размер нарушает, слова у него не имеют
                    значенья,
Не для него литературные премии, не для него
          благосклонной критики взгляд.
Разве можно любителя этого ставить с профессионалами
                        в ряд?
Каждый лезет с советами… Сам виноват, если с голоду
                    он умирает.
Мистификатор несчастный, он в сети свои никого
                    не поймает.
Деньги? На профессуру их тратят немало… А тут, как
                      на грех,
Много этих господ, что читать о нем лекции будут потом,
        наградят орденами их всех.
Человек этот нам неизвестен, мы не знаем, кто он такой.

Поэзия

За музыкою только дело.
Итак, не размеряй пути.
Почти бесплотность предпочти
Всему, что слишком плоть и тело.

Не церемонься с языком

И торной не ходи дорожкой.
Всех лучше песни, где немножко
И точность точно под хмельком.

Так смотрят из-за покрывала,

Так зыблет полдни южный зной.
Так осень небосвод ночной
Вызвезживает как попало.

Всего милее полутон.

Не полный тон, но лишь полтона,
Лишь он венчает по закону
Мечту с мечтою, альт, басон.

Нет ничего острот коварней

И смеха ради шутовства:
Слезами плачет синева
От чесноку такой поварни.

Хребет риторике сверни.

О, если б в бунте против правил
Ты рифмам совести прибавил!
Не ты – куда зайдут они?

Кто смерит вред от их подрыва?

Какой глухой или дикарь
Всучил нам побрякушек ларь
И весь их пустозвон фальшивый?

Так музыки же вновь и вновь!

Пускай в твоем стихе с разгону
Блеснут в дали преображенной
Другое небо и любовь.

Пускай он выболтает сдуру

Все, что впотьмах, чудотворя,
Наворожит ему заря…
Все прочее – литература.

Итак, искусство Верлена, названное Федором Сологубом мистической иронией, а на самом деле бывшее тоской по чистоте.

Смешно Искусство мне, и Человек, – и ода,
И песенка, – и храм, и башни вековой
Стремленье гордое в небесный свод пустой,
И равнодушен я давно к судьбе народа.