Проклятые вечностью (СИ)

— Довольно! — оборвал их обоих Годрик, который, судя по всему, уже начинал тяготиться происходящим. После векового сна бессмертным нужно было много крови, чтобы полностью восстановить силы и длительное разбирательство, очевидно, не входило в его планы. — Я правильно понимаю, что Вы оба настаиваете на своем?

— Да, — одновременно проговорили они.

— Что ж, рассвет близок. Время не ждет! Я вижу лишь один способ узнать истину и разрешить эту тяжбу в кратчайшие сроки. Слова могут соврать, разум может забыть и лишь кровь всегда говорит правду!

Глядя на лицо Дракулы, слушавшего эти слова, Анна поразилась тому, что его и без того бледный лик мог стать еще белее. Очевидно, это была та цена, которую он был не готов заплатить за владение созданием Франкенштейна, но, судя по реакции окружающих, особого выбора им не давали. Виктор так же не желал делиться своими секретами, уже жалея о своей горячности.

Взяв в руки достаточно объемную золотую чашу, старейшина выхватил небольшой ритуальный кинжал с костяной рукоятью и подошел к Виктору, который нехотя протянул ему свое запястье. Во мраке свернул нож, скользнув по бледной плоти. Кровь практически черной струей хлынула в чашу, наполняя ее до краев. Мгновение спустя рана на теле вампира затянулась, оставив на белой шелковой сорочке багровое пятно. Подняв над головой окровавленный сосуд, Годрик сделал несколько глубоких глотков, впитывая в себя воспоминания с каждой каплей, после чего передал чашу Мармирии Нуар и остальным старейшинам, последним ее пригубил Мираксис, очевидно не испытывающий особого удовольствия от нахождения среди старейшин.

Отерев окровавленный кинжал, Годрик Суон с многозначительным взглядом подошел к Дракуле, дожидаясь пока тот оголит запястье, но, коснувшись взглядом белоснежной кожи, граф застыл на месте. Подняв глаза на Мираксиса, он встретил в них молчаливое одобрение, но какое-то внутреннее чутье сопротивлялось этому решению. Противиться воле совета было все равно, что ходить по лезвию ножа, но и исполнять их приказ он не желал.

— В чем дело? — произнесла Мармирия, чьи глаза горели от одного лишь предвкушения живительной влаги.

— Кровь — это монеты жизни, деньги бессмертных, и я не собираюсь растрачивать из впустую, ибо моя кровь — это не золото, а бриллиант.

— Но отказ будет равносилен признанию собственной вины! — вмешался Мираксис, пытаясь вразумить взбунтовавшегося товарища.

— Нет, всего лишь разумной предосторожностью, — покачав головой, отозвался Дракула, наблюдая за тем, как за стеклянным куполом алели небеса, возвестив о наступлении рассвета. Случившееся дальше заняло лишь мгновение. Обратившись крылатым зверем, он притянул к себе едва живую от страха принцессу и в нечеловеческом прыжке устремился ввысь, слыша за спиной звон разбившегося стекла и гневные крики. Могучие крылья подхватил ветер, а туман, окутавший их непроглядной пеленой, сокрыл беглецов от восходящего солнца. Что ж, несмотря на всю горечь поражения в этой битве, оставался еще небольшой шанс выиграть войну. По крайней мере, ему удалось сохранить самое дорогое, что у него было, а на размышления о содеянном и дальнейших действиях у него будет целый день. Этот показной судебный фарс на проверку оказался не таким уж пустым представлением, потому как сейчас ему открылась истинная цель этого действа, и это начинало не на шутку его страшить.

— «Очевидно, без страха жизнь не имеет смысла!» — подумал он, пытаясь укутать Анну своим плащом, чтобы защитить от холодных лучей.

Солнце медленно поднималось над горизонтом. Наверное, где-то там, за много миль от них, утро уже полностью отвоевало у ночи свое законное время. Но здесь, под сенью гор, еще властвовала тьма, бьющаяся за каждую минуту своего господства. В этот миг только она была их молчаливым союзником, который предавал бессмертных каждый день. Для Анны этот союз длился лишь несколько ночей, для Дракулы — столетия, но в этот раз даже ночь не могла их спасти, ибо ступив на некоторые дороги, уже невозможно возвратиться.

========== Проклятые вместе ==========

Злая ночь стерла день, прогнав из души проблески света, а вместе с мраком пришли и сожаления. Этот поступок был абсолютным безрассудством, усложнившим и без того запутанные отношения, а пробуждение ото сна оказалось самым тяжелым в жизни похмельем. И ведь разумом охотник прекрасно понимал, что каждый божий день танцевал на острие ножа, ан нет, все туда же — игра в бессмертие с бессмертными — вот и доигрался. Абсент нещадно его предал, окутав разум туманной дымкой, а смешавшись с душевным одиночеством и вовсе разрушил защиту, предоставив свободу разгоряченной плоти, ведомой лишь животными инстинктами. Сначала он подарил ему крылья, а потом низверг с небес в преисподнюю, чтобы он мог в огне предаваться раскаянию, запивая бушующий пожар ледяной водой.