Проклятые вечностью (СИ)

Взглянув на спящую нагую девушку, едва прикрытую куском медвежьей шкуры, он узрел мрачный силуэт в черном саване, стоявший около нее. Впервые он воочию увидел совесть. Этой малоприятной особой оказалась костлявая девица, похожая на смерть, но менее милосердная и привлекательная, ибо старуха с косой стремилась подарить освобождение от бренной плоти и вечный покой душе, а ее скорбная сестрица, напротив, награждала лишь муками и бесконечными мыслями. А похмельная совесть была еще хуже, потому как сразу приводила свой приговор в исполнение. Она била в невидимые колокола, заставляя голову гудеть и разрываться от постоянного звона, и нагло именовала себя «голосом души».

Понять того, что в данный момент страшило его сильнее: сам поступок или ощущения, которые последовали за ним — Ван Хелсинг не мог. Каждая мысль болью отдавалась в голове, но постепенно прояснявшийся разум пробуждал в его сердце лишь одно желание — обратить воспоминания в пепел и развеять их по ветру, будто ничего и не было.

Сам по себе союз между вампиром и оборотнем казался абсурдным до невозможности, а, учитывая обстоятельства, случившееся было не просто ошибкой, а катастрофой. Это было преступлением против человека, против природы, против Бога. Они трижды были отступниками, а значит, их трижды постигнет расплата.

Почувствовав на себе пристальный взгляд, довлеющий над ней подобно молоту над наковальней, Селин раскрыла глаза, сквозь пелену сна оглядывая комнату. Сонное непонимание во взгляде постепенно сменилось молчаливым смирением, и девушка снова опустилась на лежак, прикрыв веки. Как ни старался, Гэбриэл ни в одном движении вампирши не мог разглядеть и тени собственных сомнений. Ее не мучило раскаяние, не переполняло возмущение, не сжигала злость, она будто обратилась в мраморную статую, застывшую на своем ложе, выжидая чего-то.

Минуты сменились часами, они просто утонули в этом молчаливом ожидании, не решаясь нарушить тишину, хотя каждый из них прекрасно понимал, что рано или поздно этой недосказанности между ними нужно будет положить конец.

— Неважно выглядишь! — проговорила Селин, не сумев больше выносить этого напряжения.

— Похмелье, — отозвался охотник, — нужно ехать, мы и так потеряли слишком много времени.

— Невозможно потерять то, над чем никогда не был властен. Время — это лишь иллюзия, несовершенное восприятие пространства, не более того. Бессмертные стоят на обочине дороги времени, наблюдая за тем, как мимо проносятся целые эпохи, очень скоро ты поймешь это.

— Если кто-нибудь из вас раньше не всадит мне серебряную пулю в сердце, — с усмешкой проговорил он, — впрочем, достаточно философии, если поторопимся, до рассвета сможем выйти к небольшому селению на западе от ущелья, а там можно будет выменять лошадей.

— Как ты узнал про деревню?

— Нашел карту в груде хламья, — коротко бросил Ван Хелсинг, подавая ей одежду.

— Ты всерьез считаешь уместным уводить глаза в сторону после того, что было? — с легкой улыбкой поинтересовалась Селин, получая некое удовольствие от его смущения, хотя истинная причина такого поведения крылась в другом.

— Всерьез считают ученые, а такие, как мы — играют с весами, на чаши которых кладут свои жизни, выторговывая у смерти каждый час, но они неизменно клонятся к закату, даже если жизнь вечна, а потому не стоит тратить ее на пустые разговоры! — сверкнув глазами, проскрежетал он, направляясь к двери.

— Постой! — раздосадовано отозвалась Селин. — Мне нужна помощь!

— Что еще? — раздраженно спросил охотник, чувствуя как его душу одновременно переполняет злость и чувство вины, смешиваясь между собой, бурля подобно зелью, отравляющему всё его существо. Он был виноват, он ненавидел себя за это, а потому не мог вынести даже малейшего напоминания о случившемся.

— Я не могу зашнуровать корсет сама! — повернувшись спиной к нему, проговорила девушка. Ее спокойствие начинало его волновать, в какой-то момент он даже начал жалеть о тех недалеких временах, когда она бросалась на него с кулаками. В этом случае в их отношениях присутствовала хотя бы ясность, а теперь… по опыту Гэбриэл знал, если женщина, которой есть что сказать молчит — это молчание начинает оглушительно кричать в сознании мужчины, рождая туманные предположения. Как бы то ни было, утопая в своих сомнениях с головой, он все же ухватился за истрепанные дорожными тяготами тесёмки и, чертыхаясь последними словами, начал затягивать и без того тончайшую талию в оковы жестового корсета. Дрожащие пальцы путались в хитросплетении черных лент, нахождение в этой комнате становилось невыносимым, а мысли путались в больном, еще объятом алкоголем рассудке.