Проклятый и родной (СИ)

Тор выдохнул и стал стягивать с себя грязную одежду, которая теперь превратилась в ветошь. Во всяком случае, Локи больше не прогонял его и сам уходить не собирался. Значит, его поступок возымел некоторую силу.

— Что ж, справедливо, — бросил вдогонку охотник, но, разумеется, Локи его не услышал.

Практически весь день они порознь занимались каждый своим делом: Лафейсон хлопотал в бане, накинув на испачканную одежду тяжёлый, но тёплый тулуп, а Тор выходил из дома только за водой к колодцу. Сегодня растопкой бани занимался Локи, ему хотелось смыть с себя кровь брата, которая так застыла на его волосах, руках и одежде, он таскал воду, не зная усталости, физическая работа отвлекала его от тяжёлых размышлений.

Судя по валящему из трубы пару, Тор затопил подтопок, прогревал избу. Через несколько часов охотник прервал занятие брата своим появлением, всучил Локи тарелку с тёплой похлёбкой и, ничего не говоря, снова направился наводить блеск в избе. Лафейсон в очередной раз почувствовал себя виноватым, может, не стоило так резко разговаривать с охотником, в конце концов он тоже был жертвой обстоятельств, и его жестокий поступок был только следствием затаённой обиды и боли.

Этой ночью Локи думал, что Тору будет гораздо лучше вдали от него, но слова отца и действия брата развенчали эту мифическую надежду. Порознь им будет хуже, чем вместе. Коль скоро судьба дважды привела охотника к его порогу, колдуну ничего не оставалось, как прислушаться к мнению большинства, к тому же его внутренним желанием это вовсе не противоречило.

Наводя порядок в избе, Тор не мог не думать о том, что сделал ночью. Он не знал, как отреагировал Локи, когда только вернулся домой и увидел его на полу, хотя мог себе представить, если утром колдун был просто в ярости и весь день продолжал вести себя отстранённо и холодно. Лафейсон очевидно порицал его и всем своим видом давал понять, как глупо поступил охотник. С другой стороны, Локи отреагировал, значит, всё было не так уж плохо, осталось только помириться. И если вчера Одинсон ещё толком не знал, что предпринять, как приблизиться к брату в свете последних событий, то сейчас он намеревался вести себя упрямо и агрессивно. Он имел на это полное право.

***

Когда Локи показался на пороге избы, за окном стали заниматься сумерки. Он закрыл за собой дверь, придирчиво осмотрелся и зябко вздрогнул. Тор не стремился вести себя слишком вызывающе, лишь его губ коснулась неясная улыбка. Давать какую-то оценку уборке Лафейсон не стал, он глянул в сторону Эроса, тот мирно посапывал на табурете.

— Ты не против, если я первый пойду в баню? — поинтересовался Локи довольно спокойно, даже как-то отстранённо и без надежды в голосе, как будто Тор мог ему отказать, и вдогонку добавил: — Мне надо отогреться.

— Конечно, — запоздало ответил Одинсон, он осмотрел Локи долгим взглядом.

— Спасибо, — чернокнижник сглотнул, он открыл рот, намереваясь извиниться за своё утреннее поведение и эти нелепые оплеухи, но передумал, приходя к неутешительному выводу: надо было ударить посильнее, чтобы этот идиот понял, что так себя вести нельзя.

Локи торопливо взял чистую одежду и быстро скрылся за дверью, он не заметил, каким взглядом проводил его старший брат. Тору начинало казаться, что тянуть было больше уже некуда, Лафейсон погряз окончательно, он не станет инициировать разговор по душам, у него были на это причины, и охотник должен был уважать его желание выждать время, но только особым терпением Тор не мог похвастаться, особенно сейчас, когда он вернул себе утраченное.

Совсем недавно Сиф отдала свою жизнь, лишь бы только остаться рядом с любимым пусть и в другом тонком мире, о котором многие даже не подозревали. Тор испытывал похожую решимость. Если Локи был готов его отпустить, давая выбор: уйти или остаться, Одинсон, исполненный здорового эгоизма, уходить и забывать про брата не собирался. Более того, охотник был готов перечеркнуть всё, во что верил до встречи с Локи: он растопчет нравственность, он убьёт всякого, кто решится встать между ними, он найдёт брата, куда бы тот ни сбежал от него.

***

Локи вылил на себя очередной ковш горячей воды, пытаясь согреться и привести мысли в порядок, и если с первым он медленно справлялся, то вторая задача в целом оставалась нерешённой. Лафейсон пытался выбрать правильную линию поведения: демонстрировать отстранённость не выход; вести себя словно ничего не произошло тоже не вариант; постараться выждать какое-то время казалось мучительно болезненным решением, но ему больше ничего не оставалось.