– Гляди, если упустишь казаков и в этот раз, на глаза мне лучше не являйся.
– Не упущу, – недовольно пробурчал царевич. Он был честный воин, и затея коварного мурзы ему не шибко понравилась.
Расположившись на носу передового струга, Иван задумчиво глядел в свинцово-серые речные волны, не замечая ни ледяного ветра, ни нещадно секущей по лицу снежной крупы. Его отряд из тридцати хоперцев и шляхтичей Гусицкого возвращался с верховьев Иртыша.
Поход прошел весьма удачно. Ясак собрали казачки богатый, не потеряв при этом ни единого бойца. Стычки с татарвою стали редкостью, но это-то и беспокоило чуткого на вражьи хитрости Ваньку-есаула.
«Не могли сибирцы с этих мест уйти, то, что мы Искер у них отвоевали, ничего еще не значит. Ермак с Иваном и Барбошей в свое время у ногайцев их Сарайчик вовсе дотла сожгли, а толку-то. Ногаи к царю посла с дарами да покорностью прислали, и казаки оказались виноватые кругом. Как бы в этот раз чего подобного не приключилось, – размышлял Иван. – Хотя, Кучум с царем – два сапога пара, во властолюбии один другому не уступят. Вряд ли хан захочет покориться государю православному. Видимо, от татарвы другой какой-то пакости надо ожидать, знать бы только, какой».
Чувственное сердце есаула с недавних пор стало ощущать приближение большой беды, но что она придет не из московского кремля, а притаилась здесь, в Искере, и имя ее – предательство, он пока еще не догадывался.
Не найдя ответа на свои вопросы, Княжич поглядел по сторонам.
«А Иртыш с Тоболом широтой своею Дону не уступят. Только там у нас кругом просторы, степь бескрайняя, а тут одни леса дремучие да непролазные болота и лета почти нет. До середины мая снег лежал и вот, на тебе, того гляди, наступит ледостав. Вовремя мы до дому подались. Нет, царя, наверное, не стоит опасаться. Кроме нас, станичников, других охотников идти в Сибирь своею волей Иван Васильевич вряд ли найдет, – подумал Ванька и печально улыбнулся. Уж он-то угодил в сей позабытый богом край не по своей охоте. – Может, я да Ян с его литвинами и первые, кто прямо из застенка сюда попал, но далеко не последние. Сердцем чую, изгадит государь с боярами нашу мечту о вольном казачьем царстве. Быть Сибири пристанищем кандальников».
– Атаман, чего сидишь, на воду смотришь, как колдун остяцкий, эдак мы мимо Искера проплывем, – окликнул Княжича Максим.
Впереди на левом берегу уже и впрямь виднелась поставленная по совету есаула сторожевая башня, из которой казачьи караулы теперь вели дозор за пристанью. Мыслимо ли дело струги в крепость каждый раз таскать.
– Будто сам не знаешь, что делать. Убирайте парус да садитесь на весла, – распорядился Княжич. Браты проворно исполнили приказ и все три струга, что составляли казачий караван, поплыли к берегу.
Соленый встречал своих друзей-наставников прямо на пристани. Он настолько стосковался по – Ваньке с – Бешененком, что всю последнюю неделю нес караул на башне за других.
– Здорово, парень, как у вас дела? Что хорошего, что худого приключилось, пока нас не было, – обнимая Семку, спросил Иван.
Максимка поприветствовал дружка на свой обычный лад:
– Да тебя, брат, не узнать. Глянь-ка, атаман, каким он молодцем стал. Из пердуна запечного в настоящего воина обратился, – насмешливо промолвил он и тут же озабоченно спросил: – Что с рукой-то?
За минувшие весну и лето Семен действительно сильно изменился. Теперь Соленый не походил на случайно затесавшегося средь станичников мужичка. На его раздавшихся вширь плечах ладно сидел соболий полушубок, подпоясанный широким кушаком с серебряными бляхами, за который была заткнута пистоль, а на боку висела кривая татарская сабля с золоченой рукоятью.
– Да на той неделе стрелой ордынцы малость угостили, – поморщившись, Семка шевельнул висящей на перевязи левой рукой. – Но это пустяки, до свадьбы заживет. К тому же свадьбы нам с тобой, Максим, играть еще нескоро. Наших, русских девок, здесь, в Сибири, не сыскать, а жениться на остячке нет охоты.
– А я что говорю, – ткнул Ивана локтем в бок Бешененок. – Совсем Семен наш возгордился, немытую остячку не желает, ему теперь не мене, чем купеческую дочку подавай.
– Зачем купеческую, мне и атаманская сгодится, – отшутился Соленый, даже не подозревая, что в далекой белокаменной Москве родилась уже на свет и подрастает его невеста.
Пропустив мимо ушей Максимкину насмешку, Иван спросил:
– Что, опять татары под Искером рыскать начали?
– Так вы же ничего еще не знаете, – воскликнул Семка и принялся делиться новостями: – Летом-то сибирцы редко к нам совались, однако с осени частенько стали появляться.
– Ну а вы дали нехристям острастку?
– А как же, с ними в стычке я и рану получил. Но вчера такое приключилось, что поначалу мы глазам своим не поверили.
– Никак сибирский хан в гости к вам пожаловал? – язвительно полюбопытствовал Максим.
– Нет, сам Кучум пока в лесах скрывается, а вот мурза его с повинной заявился и дань принес. Целых три повозки мягкой рухляди да к ним в придачу мяса, рыбы и прочей снеди.
– Даже так? – не на шутку изумился Княжич. – И что он хочет?