Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество

– Там видно будет, а пока мальцов какой-нибудь почетной службой озадачь да Андрюху займи делом.

– С парнями-то все ясно, а что Луня, седого черта, тоже жаль? – впервые за все время разговора улыбнулся атаман.

– Да ну его, опять напьется, как свинья, а мне возни и с побратимом хватит, – махнул рукою Ванька.

– А кого же ты намерен взять в попутчики?

– Конечно Митьку с Яном. Их споить у Карачи вина не хватит.

Уже переступив порог, Ермак кивнул на кольчугу с золотым орлом, что без толку висела на стене:

– Одень ее, когда отправишься к ордынцам.

– А это зачем?

– Глядишь, за царского наместника сойдешь.

– Рылом я в любимцы государевы не вышел. Ты лучше с нами Болховского пошли, а то сидит безвылазно, несчастный, в четырех стенах, так ведь и умом рехнуться можно. Или Бегичу свой панцирь одолжи, он тебе за эдакую милость не только руки расцелует, но еще и сапоги оближет, – зло ответил Княжич.

– Может быть, только не охоч я до подобных благодарностей. Сроду сам ни перед кем спины не гнул и над другими измываться не приучен. Да и ты, насколь я знаю, не любитель людей унижать. Может, оттого и тянутся к тебе казаки, несмотря на нрав твой шибко гордый, – назидательно изрек предводитель казачьей вольницы.

– Не скажи, по-всякому бывает, – не согласился Ванька. – Меня еще отец Герасим просветил: с добрым человеком обходись по-доброму, а со сволочью – по-сволочному, по-иному-то они не понимают.

– Ну, я не поп, нравоучений читать тебе не буду, ты и сам кого угодно на путь истинный наставишь, но кольчугу все-таки надень. Береженого, его и бог бережет.

23

Спал Иван в ту ночь крепко, безмятежно, но под утро ему приснился сон, в котором, как всегда, пришла Елена. Являясь Княжичу, любимая была обычно молчалива, однако на сей раз она с мольбою попросила:

– Ванечка, исполни Ермака наказ, одень броню.

– А надо ли, скорей убьют – скорее свидимся, – ответил ей Иван.

– Умирать не торопись, я подожду, я терпеливая, тебе ж другая встреча вскоре предстоит, – печально поведала Еленка, с укором глядя на него своими чудными синими очами.

Княжич попытался обнять свою единственную, но та с ужасом воскликнула:

– Не смей! Быть нам вместе время не настало, – и есаул проснулся. За окном уже брезжил рассвет.

«Вставать пора, не то брат без меня уедет, а еще надобно Митяя с Яном упредить, что к татарам отправляемся», – подумал Иван.

Вскочив с постели, он облачился в неизменную белую рубаху. Снимая со стены кольчугу, есаул засомневался:

– Толку-то с нее, аль я мало сам таких кольчуг своим клинком поизорвал? – однако, вспомнив сон, решил: – Ладно, надену, коль Еленочка просит.

Броня, которую Иван добыл совсем юнцом, и которая была тогда широковата, теперь пришлась ему впору. Смущал лишь золотой орел. Чтоб прикрыть драгоценную царскую отметину, он сменил кунтуш на полушубок и застегнул его по самый ворот. Покидая свое жилище, Княжич глянул на висевшую под иконкой Богородицы лампаду думая, задуть ее иль нет. Гасить святой огонь показалось Ваньке дурной приметой.

– Пускай горит, я ж завтра к вечеру вернусь.

Есаул действительно вернется, один-единственный из всей ватаги. Видать, монашенка, что подарила образок, не обманула и крепко помолилась за него.

24

Вопреки предположению Ивана с Ермаком, Кольцо прекрасно понимал, на что идет, и потому решил не брать с собою Княжича.

– Незачем нам вместе рисковать. Коль погибнем оба, тогда наш род прервется.

О том, что Ванька ему кровная родня, разбойный атаман никогда и никому не говорил, а почему не говорил, он расскажет лишь Гусицкому в их предсмертный с Яном час.

На гулянку к Караче бывший государев стремянной созвал весь цвет дружины Ермака. Набралось без малого полсотни лихих бойцов. Когда отряд уже готов был выступить, появились Княжич с Разгуляем и Гусицкий.

– Митяй, ты, случаем, не знаешь, куда это они собрались? – с издевкой вопросил Иван, обращаясь к хорунжему.

– По всему видать, татарских баб любить, ишь, как вырядились, словно женихи, – ответил Митька.

– А нас почто с собою не берут?

– Наверно, опасаются, что мы с Яном все винишко выпьем, а ты самых лучших девок умыкнешь.

– Да ладно, будет ерничать, езжайте с нами, коль охота есть, – не очень-то охотно предложил Кольцо.

– Ну спасибо, брат, уважил, – поклонился ему Ванька.

– Так ты же дал зарок не пить, вот я и решил новоявленного праведника лишний раз не искушать, – в свою очередь съязвил атаман.

– Это дело поправимое, ради нашей дружбы я готов и с зеленым змием помириться. К тому же Карача не вином единым потчевать обещал, но и кое-чем послаще, – напомнил Княжич.

Голос есаула звучал задорно, но в глазах его не было алчущего блеска, столь присущего любителям хмельного зелья да легкой, незатейливой любви.

«Вино и бабы тут, пожалуй, ни при чем. Не хочет, видно, побратим одного меня к сибирцам отпускать, – догадался атаман. – А может, так и к лучшему. Когда мы с Ванькой врозь – по-всякому бывало, но когда вместе, нас еще никто не сумел одолеть, даже Грозный-царь. И сотоварищи, что надо, с нами едут. С такими ухарями можно черту рыло набок своротить. Это ж не ватага, а стальной кулак», – подумал он.