Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество

Кольцо был прав лишь отчасти. Напади ордынцы из засады, его отряд, наверно, смог бы вырваться из западни, однако мудрый Карача поступит иначе. Вином да прелестями своих красавиц татарин разожмет стальной кулак и поодиночке перебьет падких на греховные утехи казаков.

– Ну, теперя все на месте, можно отправляться в путь, – радостно воскликнул Бегич, первым направляясь к уже распахнутым воротам. По-своему истолковав веселье сотника, Кольцо с усмешкой глянул на Евлампия.

– Погоди, ты Ваньку во хмелю еще не видел, как бы он заместо примирения тебе харю не набил. Надо будет упредить дурилу этого, коль Иван напьется, чтоб держался от него подальше.

Проезжая мимо башни, – Княжич увидал – Максима. Важно подбоченясь, Бешененок распекал пушкарей литвинов.

– Бочонки с порохом прикройте, да уберите подальше от бойниц, нето снегу в них наметет. Совсем пораспустились, огненный припас и тот не можете в порядке содержать. Погодите, вот стану настоящим старшиной, я вас быстро научу, как службу воинскую надобно справлять.

– Что это с ним? – удивился Разгуляй.

– А кто сегодня должен старшим в карауле быть? – напомнил ему Ванька.

– Да вроде я.

– Видать, Ермак теперь его назначил, вот парень с непривычки и усердствует.

Поравнявшись с юношей, Митяй, тая в усах усмешку, предложил:

– Поехали, Максимка, с нами.

– Обойдетесь без меня, не всем же жрать винище, ктото должен делом заниматься, – огрызнулся Бешененок, однако, разглядев ухмылку на лице хорунжего, осерчал уже всерьез и заорал: – Я из-за него должон всю ночь не спать, таскаться по морозу, а он еще насмешки строит.

– Ну извини, – развел руками Разгуляй. – Атаман самых достойных на гулянку ехать выбрал, служи исправно, придет и твой черед.

Желая прекратить меж ними перепалку, Иван спросил:

– А где Семен?

– Семка-то? Так их с Андрюхой Ермак в пушной амбар послал. Он в Москву ясак собрался отправлять, вот и повелел им лучшие меха для государя выбрать, – ответил Максим.

– Стало быть, исполнил мою просьбу атаман, – обрадовался Княжич и, шутливо попрощавшись с Бешененком: – Не серчай. Я тебе от Карачи гостинцы привезу, – последним выехал из крепости.

– Чай, не маленький, без гостинцев обойдусь, – сердито буркнул Бешененок ему вслед. На душе у парня вдруг стало неспокойно, он уже жалел, что поддался искушению побыть начальником и остался в Искере.

25

Не только Княжич с Кольцо, а и остальные казаки распрекрасно понимали, чем может обернуться их поездка в стан мурзы, однако, несмотря на это, все были веселы. У православных воинов исстари заведено, коль гулять, так во всю ширь души, ну а ежели помирать, то без особых сожалений.

Как только выехали из ворот, Разгуляй достал невесть откуда раздобытый остяцкий бубен. Колотя в него, он начал петь разбойничьи песни. Станичники охотно поддержали своего хорунжего. Так, с песнями да шуткамиприбаутками и шагнул отряд лихого Ваньки Кольцо навстречу своей гибели.

Бегич ехал впереди, определяя путь по оставленным татарами зарубкам на деревьях. Ближе к полудню дорогу казакам преградила туманная лощина. Поглядев на заиндевелые сосенки, которых краше могут быть лишь молодые девицы, есаул насмешливо сказал:

– Похоже, незамерзшее болото там, в низине. Никак, мурза задумал нас в трясине утопить.

– Ты так думаешь? – усомнился атаман.

– А чего тут думать, сейчас наверняка узнаем, – ответил Княжич. – Чего рот раззявил? Поехали, посмотрим, какую пакость нам твой дружок татарин приготовил, – приказал он сотнику.

Вдвоем они спустились в лощину. Туман был столь густой, что Ванька сразу потерял Евлампия из виду, однако вскоре он услышал стук копыт по бревенчатому настилу и радостный возглас Бегича:

– Зря ты, Ваня, на татар грешил, они для нас, вон, даже гать35 через болото проложили.

«Ишь, сучий потрох, друга Ваню себе нашел», – подумал Княжич, а вслух распорядился: – Вертай назад за остальными, я вперед проеду, посмотрю, что там далее.

Миновав лощину, Иван проехал с полверсты дремучим лесом и выбрался на берег Иртыша.

– Надо было через чащу да болото пробираться. Проще по реке сюда дойти, – раздался за спиною есаула недовольный голос Кольцо.

– Проще, только так-то, прямиком, гораздо ближе, а вот теперь дорога, как ты желаешь, вдоль берега пойдет, – ответил Княжич, настороженно глядя на утоптанную конскими копытами тропу. – Видать, сибирцы здесь совсем недавно были, – сказал он, обернувшись к побратиму.

– Ну и что с того, – улыбнулся атаман. – Шибко, брат, ты осторожным стал. Кабы я тебя похуже знал, подумал – трусишь.

Княжич не ответил ничего, лишь одарил Кольцо довольно странным взглядом, в котором было если не презрение, то явное превосходство, словно есаул хотел сказать:

– Мне давно уже бояться нечего, за вас, беспечных дуралеев, тревожусь.

Умом Иван, конечно, понимал, что опасения пока безосновательны, однако полная лишений и невзгод казачья жизнь приучила его больше полагаться на предчувствие, а сердце Ванькино чуяло беду, беду большую, непоправимую.

Кольцо аж покраснел от смущения, насмешки строить и впрямь было некстати. Кого-кого, а уж его-то Иваново чутье не раз спасало.