Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество

Как ни чудно, но, вспомнив о кузнецовой дочери, Еленка не ощутила ни малейшего укола ревности, то ль по доброте душевной, то ли от недоброго предчувствия. «Хватит, девка, перед Ванечкой задом крутить, надобно ему во всем признаться, – решила она, однако тут же передумала. – Нет, завтра расскажу. Явлюсь к нему средь ночи, как тогда, в степи, отдамся, и потом уж про ребеночка поведаю, а может, он сам догадается».

Елена с нежностью погладила свой ставший округляться живот и застонала от внезапного прилива женского желания.

– Что с тобой? – забеспокоился Княжич.

– Ничего, это я так, во сне. Ты тоже спи, завтра много интересного узнаешь.

– Это верно. Непростым будет грядущий день. Казаки домой, вон, собрались. Надо бы и мне определиться, а ты молчишь, – грустно усмехнулся Ванька, но беспокоить любимую расспросами не стал – не дай бог, опять расплачется.

«Я домой хочу», припомнил есаул ее признание. А я так даже и домой не хочу, удивился Иван. В этот миг лихой казак желал и впрямь немногого – ни славы воинской, ни почестей, ни власти. Княжич счастлив был и без них. Он мчался в сказочной, звездной ночи по столбовой дороге, держа в объятиях прекраснейшую из женщин, и хотел лишь одного, чтобы эта дорога и ночь никогда не кончались. Но не может смертный человек остановить неукротимый бег отмеренных ему ночей и дней. Вернее, может, только в этом случае придется с жизнью расстаться.

В Новосильцевскую вотчину они вернулись ближе к полудню. Когда въехали в ворота, княгиня, стараясь не глядеть в глаза Ивану, смущенно вопросила:

– Ты где ночуешь?

– Да, как когда. Обычно на конюшне с Лебедем.

– Один или с казаками?

– По-всякому бывает.

– Нынче будь один, я приду к тебе, – все так же глядя в сторону, но уже без смущения, а словно отдавая воинский приказ, распорядилась Елена. Увидев вышедшую на крыльцо Аришку, она взяла купленные девочке сапожки и побежала к ней. Щебеча, как беззаботные птичкисинички, девки скрылись в тереме.

– Ну, как у вас? – осведомился Лысый, кивнув им вслед.

– Пока не знаю, – откровенно признался Княжич.

– Неужто не договорились? Что-то не похоже на тебя, аль другая по сердцу пришлась?

– Это ты о чем? – спросил в свою очередь Иван.

– Да о девках, – шаловливо подмигнул Никита. – Оно, конечно, что касаемо любви – княгине равных нету, но для жизни Аришка больше подойдет.

– Да ты никак сдурел, кобель облезлый, она ж совсем еще девчонка.

– Девчонка-то, девчонка, но на тебя, как я приметил, с самым что ни есть бабьим интересом поглядывает, – заверил Ваньку не обделенный умом казак.

32

Вечером того же дня хоперцы собрались на совет. Говорили в основном Игнат да Митька. Есаул сидел в углу, нетерпеливо теребя свою нарядную шапку. Судя по всему, разговор ему был мало интересен, он думал о чем-то своем.

– От добра добра не ищут, братцы. Грех такие хоромы покидать – вона, как княгиня расстаралась, – восторженно изрек старый сотник, широким жестом обеих рук указывая на роскошное убранство терема.

Свежевыструганные, еще благоухающие смоляным сосновым духом стены были сплошь увешаны коврами, пол устлан шкурами добытых Ванькой с Бешененком волков и медведей. На резных, красного дерева столах горели свечи в серебряных подсвечниках, а изящные, украшенные рыбьим зубом скамьи настолько поразили станичников, что многие даже не решились на них сесть и расположились по-ордынски, прямо на полу.

– А что нас дома ждет? Житье убогое в землянках, полных блох. Тут же лес кругом, зверьем богатый, рыбы в озере немерено. Думайте, казаки, может, нам и впрямь послушаться княгини да станицу здесь обосновать, – продолжал увещевать собратьев Добрый.

– Мягко стелешь, Игнат. Хотя, с тобой все ясно, – блудливо ухмыльнулся Разгуляй, намекая на влюбленность сотника в Елену. Однако, увидав, как помрачнел Иван, Митяй решил не сыпать соль на его душевную рану и заговорил о другом.

– В твои года, конечно, хочется к теплу поближе, но ты не забывай, что мы казаки и нам положено в бою смерть принимать, а не возле печки, пусть и такой нарядной, как эта, – хорунжий указал перстом на камин, искусно сложенный Петром по указанию и даже с помощью самой хозяйки вотчины. – А может, ты по холопской доле стосковался, да собрался в холуи к князю Дмитрию пойти? Так мне с тобой не по пути. Я лишь богу быть рабом согласен, а земных господ ни злых, ни добрых мне не надобно.

– Что ты сказал? – побагровев от злости, вопросил Игнат, кладя ладонь на рукоять своей татарской сабли.

Разгуляй действительно перехватил через край, обозвать станичника холуем – это значит нанести смертельную обиду. Однако Митька даже не подумал пойти на попятную.

– То, что слышал, – с вызовом ответил он и тоже потянулся к оружию.

– Да вы, никак, совсем сдурели, – возмутился Лихарь. – Иван, а ты что молчишь, ждешь, когда они друг другу горло перережут?

– Я им перережу. Прорубь на озере уже есть, и мешки найдутся, – пригрозил есаул. – А молчу, Назар, я оттого, что не считаю себя в праве людям вольным приказывать. Каждый сам пускай решает, как дальше жить.

– Сам-то остаешься или нет? – вмешался в спор Никита.