В дверь дома был глубоко воткнут нож. С рукояти клинка на кожаном ремешке свисали два волчьих зуба. Острие ножа прибило к доскам красивый девичий гребень. Свою украденную вещь Вера не видела много месяцев. Только сейчас гребень вернули, перед этим выломав ему все до последнего зубья.
Стужа ворвалась в лёгкие девушки, разнеся по общине испуганный крик. Христианка отшатнулась прочь от ножа, по её ногам хлынули воды. Ребёнок рождался раньше положенного ему срока, появляясь на свет из-за судорог материнского ужаса.
Никто не думал о войне посреди Долгой Зимы. Никто не был готов к ней, кроме заранее распланировавших нападение союзников. Сергей предложил выступить за два месяца до конца холодов, чем сильно удивил Китежского воеводу. Но в этом был смысл: дневное солнце в последние зимние месяцы прогревало воздух до «сороковника», а значит совместное языческо-христианское войско могло совершать марш и сражаться.
Тавриты убедились в возможности Зимней войны очень быстро. Рать Китежа, Кроды и Чуди пополнилась отрядом из Монастыря, после чего выдвинулась к стенам скотоводов. Если бы не помощь христианских общин на пути, союзные войска могли перемёрзнуть в дороге, но этот поход был направлен против ненавистного всем Ивана Тавритского — каждый старался помочь Теплом и провизией.
Такого удара глава скотоводов не ожидал. Аруч и Дом не смогли поддержать союзника в битве, или не захотели… Слишком много зла Иван сотворил покорённым. Настала пора платить за угнетение…
Таврита осталась одна, её стены дрожали от грохота артиллерийских ударов. Две батареи украшенных оберегами пушек, не экономя боеприпасы, выпускали десятки снарядов по деревянным домам. Штурм вели с такой лихой яростью, что казалось, будто враг Китежа и Монастыря стоил каждого потраченного на него выстрела.
Очередной снаряд врезался в высокую насыпь, уничтожив на ней ряд крепкого частокола. Таврита горела, наполняя морозный воздух треском смертоносного пламени и криками погибавших людей.
— Два легли среди простого Тепла. Там насмерть, наверное, всех перебило, — поморщился корректировщик, отнимая бинокль от глаз.
— Цельтесь точнее. Ведь знаете, где арсенал и казармы, — недовольно бросил Сергей. Из-за инея залёгшего на ресницы, он видел пожары в Таврите как сияние лучистых звёзд. Смахнув снег с лица, Сергей проморгался. Нет… в войне не было ничего даже отдалённо прекрасного. Казалось, что с дозорного поста он слышит крики погибавших под артобстрелом семей.
— Вечно-то вы крестианцы ко всем жалость имеете. А тем временем Иван закопался поглубже на складах своих каменных, и не выкуришь его оттуда. Два штурма уже захлебнулось…
Корректировщик был из язычников Чуди, но во время осады они с воеводой из Монастыря прекрасно понимали друг друга. Общее дело — война — их объединило.
— Слишком добры, говоришь? Война одна на всех: и для язычников, и для христиан… и для тех, кто креста просил, а сам злое удумал, — многозначительно ответил Сергей. — Настоятель отправил меня под Тавриту, потому как я из тех христиан, кто жестокости не боится.
— Практичный человек — ваш Настоятель.
— Он в Бога верит, как и я… Может, верит столько же, сколько и я верю, — задумчиво ответил Сергей. Взгляд воеводы задержался на еле видных вдали строениях Тавритского городища.
— Что там?
— Где? — заторопился корректировщик, обводя панораму осады биноклем. — Ну и глаз же у тебя, я с оптикой еле увидел!.. Это стоила для скота Тавритской общины. Вон, дым из труб стелется — это они для быков своих топят. Говорят, даже в простом Тавритском Тепле быки с людьми уживаются. Душу скотоводы готовы продать за коров своих ненаглядных…
— Быки для Тавритов — ценнее золота. Они кормильцы для целой общины. Скотоводы Велесу покланялись, когда открыто себя называли язычниками… Подожгите стойла.
— Так заживо же сгорят, ведь тоже невинные души… да и какая утрата запасов, — поражённо уставился на него корректировщик.
— От бычьего рёва Иван со своими отрядами со складов выйдет — самое ценное потеряет, и на месте не усидит, — холодно ответил Сергей.
— Что же ты за человек такой? Как среди крестианцев-то оказался? — начиная рассчитывать вектор стрельбы, бормотал корректировщик над походным планшетом.
— О Волках когда-нибудь слышал? — усмехнулся Сергей, но в подробности вдаваться не стал.
— Где воевода христианский?! — вдруг раздался тревожный окрик поблизости. С внешней стороны укреплений пробирался человек в порядком задубевшей от холода шубе. Он приехал из Монастыря, но ни одна лошадь не выдержала бы такого мороза. А значит, гонец потратил на дорогу драгоценное топливо, взяв единственную машину в общине, и дело у него было срочное.
Увидев Сергея, ратник поспешил к нему, на ходу протягивая конверт.
— От младшего воеводы Леонида известие!
— Леонид? Он же Монастырь стережёт! Неужели Дом с Аручем решились напасть? Ведь ненавидели Ивана, к нам хотели переметнуться!
Срывая печати, Сергей развернул доставленное послание. Взгляд быстро пробежался по ровному почерку младшего воеводы. На последних строках Сергей побелел, и со злостью сжал бумагу в руке.