Проклятый род (СИ)

— Среди бела дня пойдём, по кровавому следу, который у частокола сыскали. Где Навьи норы — мы знаем, а вот где именно вылезли напавшие твари — придётся найти. У Волков ходы на многие километры прорыты. Одних входов в лесу не меньше десятка…

— Я не о том, — хмуро ответил ратник. — Волка крещёного надо дождаться. Настоятель, Сергея в Монастырь принял с умыслом, чтобы он Навь помог усмирить. Как раз такой случай представился…

— Нет его здесь! Нету! Понятно? — выкрикнул вдруг Леонид. — Когда приедет, след убийц давно уж остынет: уйдут в глубину, сучьи дети, и до весны их не выковырнешь!.. Да и весной не достанешь, если надумают спрятаться. Навьи выродки роют словно кроты, того и глядишь посреди Монастыря выскочат!

Испуганный ратник перекрестился, а Леонид продолжал.

— Настоятель сам Волка под Тавриту направил. Думал, что Навь по морозу в общину не сунется, а с языческими главарями лучше общаться Сергею. Непрост народ в Китеже, ох непро-ост! Дело христианское нужно было отстаивать, чтобы своего не упустить, а для этого надо жизнь язычников знать. Ну кто из нас мог с таким заданием лучше Сергея справиться?

— А ребята говорили, что ты злишься на него. Будто сам хотел с Иваном счёты свести, но в общине остался…

— А ты не хотел? — сверкнул глазами младший воевода. — Иван как узнал о разрыве с Монастырём, начал у себя христиан вырезать: губил наших переселенцев целыми семьями… Но многим из них сбежать удалось. Люди добрые везде есть. Дом и Аруч из-за этой резни против Ивана восстали — не дали наших единоверцев в обиду. Немало наших друзей и знакомых от руки Тавритов погибло, а кто и родных потерял. Красному Ивану любой в Монастыре смерти желает и дорого бы заплатил, чтобы конец ирода своими глазами увидеть.

— Трудники молятся о прощении, а ратники на защите веры стоят… — вспомнил ополченец известную в Монастыре истину.

— Вот и едем её защищать. Тридцать удальцов на Навь — разве мало?

* * *

Отряд Леонида отправился в путь ещё засветло. Дорогу, по которой ехали конные ополченцы, помечала цепочка кровавых следов. Настоятель успел ранить одного из дикарей, но тот чудесным образом выжил.

— Крепкие, сукины дети, — пробормотал воевода, склонившись с седла к алым пятнам. — Как может человек после такого ранения на ногах оставаться?

— От ран волк только злее становится, — перекрестился товарищ.

— Не волки они, а настоящие люди. Я много по миру хаживал, и разных дикарей — от Невегласи до Дивов, встречал. Из-за Зимы многие племена опустились до животных порядков, забыв про нетленную душу.

— А всё же, Навь в оседлых селениях боятся по более прочих. Подземники — не просто тёмный народ. Эти многобожцы столько общин вырезали, столько злобы в мир принесли, что хуже проклятия стали.

— Знаю я, кто проклятие это сюда приволок… — проворчал Леонид.

Он вспомнил, как Настоятель возвысил язычника среди воинов общины. Что-то понравилось главе Монастыря в душе Волка. Сергей окрестился, жену себе взял из христианок, но простые люди смотрели на него по-прежнему косо: сколько Волка не корми, а Навьего прошлого не забудешь…

— Смотри, воевода! — привстал на стременах один из ратников авангарда. Кровавый след уходил к еле видной с дороги норе в занесённой снегом низине. Логово Нави заметить было непросто: дикари прикрыли его выбеленной мешковиной, да ещё присыпали сверху снегом.

— Попались, голубчики… — прошептал Леонид. Он снял с плеча автомат, дав своим людям знак приготовиться. Ратники двинули коней по низине, опасливо оглядываясь по сторонам. Оружие покрылось инеем, но страх леденил человеческие сердца гораздо сильнее, чем Зимняя стужа.

Загрубевший наст не выдерживал веса коней с седоками. Натужно заржав, лошади увязали в глубоком снегу по самую грудь. Ополченцам пришлось приложить немало усилий, чтобы удержаться в седле.

— Дойдем до норы, а там дальше… — запыхавшись, начал друг Леонида, но его оборвал громкий взрыв. Двое ехавших впереди всадников исчезли в вихре снега и пламени. Осколками самодельной мины задело ещё троих ополченцев. Кони испуганно заржали, шарахнувшись прочь от ударной волны. Кто-то из христиан не удержался в седле, и свалился на скрытые под сугробами колья.

— Ловушка! — закричал Леонид, но тут же получил пулю. Винтовки захлопали с разных сторон. Подземники экономили выстрелы, но били метко. Навье оружие гнало пришедших к норе чужаков. Получив ранение в плечо, воевода был сброшен с коня. Отряд христиан оказался разбит за считаные минуты. Половина ратников была убита, ещё несколько человек кричали в снегу пронзённые кольями.

Громыхнули новые взрывы. Пошатнувшись от ударной волны, Леонид угодил ногой в одну из ловушек: подпиленная надвое доска разломилась, края с забитыми гвоздями поднялись словно крылья, и пронзили голень младшего воеводы. Закричав, он упал, но несмотря на дикую боль, попытался освободиться.

Лишь нескольким ратникам удалось спастись бегством на лошадях. Ответные выстрелы христиан возле логова быстро стихли. В низине остались слышны только мучительные стоны тяжелораненых.