Пролог

сей – хроново наваждение. Монах пробовал прогнать молитвой бурчание и урчание.

К рассвету благочестивые мысли иссякли, все молитвы были прочитаны и слова их

не приходили более на ум. За время путешествия по ущелью червячок вырос в

целого голодного змея, а выхода наверх все еще не было видно. Алкающий желудок

начал заявлять о себе все громче и громче. Пухленькое брюшко монаха не хотело

терпеть более и минуты – требовало еды, яств, кушаний, напитков и медов,

категорически не хотело переваривать какие-то там крошки, листья и коренья,

которыми пастырь пытался обмануть голод. Начала подступать тошнота,

закружилась голова, походка стала неуверенной и шаткой, как будто монах не видел

еды уже месяца три-четыре. Так, мучаясь от голода, пастырь снова добрел до

развилки. Когда монах отправился в дорогу, никто не рассказывал, что в дороге

встретится какое-то там ущелье, сказано было идти по Белому тракту и все. Шел

себе, шел, а тут ущелье это, развилки какие-то, стоишь, думать приходится, чтобы

выбрать. Отец Иезекиль задумался на некоторое время, и потом ноги снова сами

повернули на ту, которая была левее. Промелькнула мыслишка гаденькая, про то,

куда бы этот поход засунул отец-настоятель... Да, тьфу-тьфу, грех-то какой. Отец

Иезекиль и не заметил, что начал болтать сам с собой.

Брел, брел, брел по мерцающему полумраку, мимо тлеющих от гниения

упавших сверху стволов деревьев, мимо шепчущих что-то невнятное ручейков,

каких-то огромных грибов, на которые падали сверху капельки влаги. Передернул

святой отец плечиком, помянул снова добрым словом отца-настоятеля, Хрона

помянул недобрым словом, да и побрел дальше. Пройдя еще немного, монах вдруг –

о чудо! – почувствовал запах жарящегося мясца, такого, знаете ли, с приправками,

лучком и перчиком, на вертеле. Сок еще капает в огонь, скворчит на угольях и

разносится этот божественный запах жареного свежего мяса по округе. Проглотив

слюну, путник ускорил шаг. Жадное брюхо радостно заурчало, приветствуя запахи и

17

Е.П.Булучевская Книга 1. Мир Меняющие.

надеясь на трапезу. Вскоре святой отец увидел харчевню и тусклый свет в оконцах,

затянутых прозрачными листами слюды. Услышал песни засидевшихся бражников,

бряканье посуды, негромкий говор едоков. Подойдя ближе, монах увидел название

"Приют ...", а чей приют – не понятно. Второе слово в названии то ли засидели

всякие насекомые, то ли замазали чем, в общем, был "Приют" и все. Робко зашел

отец Иезекиль в широко распахнутые, несмотря на поздний час, двери. Картина,

открывшаяся его взгляду, была более чем ободряющей. Монах воспрял духом –

широкие, добела выскобленные столы, лавки, стоящие рядами, были не пусты, но и

не переполнены. Дощатые стены, на которых развешаны сушащиеся связки всяких

кореньев, венки из лука и чеснока, а в центре – огромный камин, в котором на

вертеле медленно вращался источник запаха – огромный кабан, уже в меру

подрумянившийся. Монах добрел до стойки, за которой апатичная пухлая

подавальщица, и в молодости не отличавшаяся красой, медленно протирала какой-то

серой тряпицей и без того мутные стаканы и глиняные кружки. За ее спиной стоял

огромный буфет, заставленный бутылями и бутылками, а чуть дальше виднелась

дверь, из которой выносили готовые кушанья. Святой отец состроил

соответствующую мину и зачастил, заканючил:

- Доброго вечера и мир вам, честные люди. Подайте бедному монаху на пропитание,

ибо шел я долго, не останавливаясь, но оголодал и не могу продолжить свой путь

далее, не подкрепившись. Ты хозяюшка, угости бедного монашка хлебом, мясцом да

винцом, большего я и не прошу. Подайте бедному монаху на пропитание, семеркой

святой вас прошу. Да продлятся ваши дни до нужных вам размеров, да сбудутся

чаяния ваши, да уснут враги ваши...

И такой скороговоркой затянул, затянул, запел, запел. Сначала наступила полная

тишина. Слышно только было, что один из выпивох кружку с брагой от себя

оторвал, да на стол не поставил, и медовый ручеек истекает на стол, а капли

скапывают на дощатый пол. В ногах того столика валялся приблудный пес –

худющий и страшный, как хроново отродье, он-то тишину и нарушил, начав смачно,

с хрипом и чавканьем слизывать неожиданный дар с досок. А потом – дружный

хохот бражников, сидящих за ближайшим столом. Подавальщица усмехнувшись,

прищурила глаз:

18

Е.П.Булучевская Книга 1. Мир Меняющие.

- А нечто у тебя расплатиться нечем, что ты попрошайничаешь? Такое пузо,

побираясь, не нажрешь же! Эвона за спиной у тебя мешок немаленький висит.

- Не подаем мы никому, монах, - за спиной подавальщицы, скрипя ржавыми

петлями, открылась та самая дверца, и вышел оттуда мужик дюжий, видимо хозяин

или повар главный.