Пролог

Он ел и думал уже не об этом заказе, а о следующем. Он был уверен, что нашел в Макавеевских иллюстрациях верную интонацию и что они понравятся и в редакции, и старику. А это значит, что ему дадут дальше еще что-то приличное. Он чувствовал прилив сил, несмотря на весь день работы. Что бы, например, ему могли дать? Что бы он хотел иллюстрировать? Он задумался.

– Жалко, на картину-то времени нет совсем, – вдруг сказала тетка.

Как обухом по голове, убила просто. Ну надо же так невпопад.

Он мгновенно впал в раздражение.

– Давай я брошу работу и займусь картиной, – сказал он, не поднимая головы от тарелки.

– Люди как-то совмещают, – сказала тетка.

Люди. Это было ее любимое. Некие люди совмещали зарабатывание денег и творчество для себя. При этом у людей был нормальный рабочий день с девяти до шести, всегда было понятно, когда люди вернутся домой и готовить ли им ужин. Люди периодически приносили домой что-нибудь вкусненькое. Люди много чего еще делали, чего он был делать не в состоянии.

– Совмещать не смогу, – еле сдерживаясь и заранее кляня себя за то, что вступает в спор, сказал Алексей. – А вот перестать зарабатывать – на нас двоих, заметь, – запросто.

– А ты меня деньгами не попрекай! – взвилась тетка. – Я тебя поднимала, пока твоя мать…

Ну, понеслось.

Он бросил недоеденный голубец и ушел в комнату. Вот так. Испортил день, который мог бы быть прекрасным.

В комнате посмотрел на иллюстрации. Идея показалась не такой уж и хорошей.

– Доешь ужин, я кому сказала! – донеслось с кухни. Теткины методы мало изменились с того времени, когда ему было двенадцать. – Я разогревать не буду! Возьму выброшу сейчас!

– Выбрасывай! – крикнул он в сторону кухни, давя сожаление: голубцы, хоть и с нитками, были вкусными.

Раздался грохот отодвигаемой табуретки, потом еще непонятный стук, затем удар чего-то тяжелого и, прежде чем он успел понять и броситься на кухню, тетка пронзительно закричала:

– Ой-ой-ой-ой!!

Еще удар. Звон бьющейся посуды.

Он рванул на кухню.

Так и есть, упала. Барахталась на полу. Костыли разлетелись в разные стороны. Несчастный голубец валялся в осколках рядом в ней.

– Ну ты что, – примирительно сказал он.

– Ой-ой-ой-ой… – повторяла тетка, бестолково копошась. Она приподнялась на локте, но дальше дело не шло.

Он взял ее под мышки, стал аккуратно поднимать.

– Сама, сама!! – сердито закричала тетка.

– Сиди уж, – сказал он. – Сама она.

Помог ей сесть, придерживая за спину.

Ее коротко стриженные светлые волосы на макушке покраснели и слиплись. По шее потекла алая струйка.

– Кровь у тебя, – сказал он. – Шибко так ударилась, обо что?

Она аккуратно пощупала затылок, оглядела алую ладонь.

– Дай-ка, – сказал он.

Осторожно раздвинул волосы.

– Ой! – вскрикнула тетка.

– Вот тебе и ой.

Под волосами наливалась лиловым крупная шишка, кожа на ней была рассечена.

Алексей огляделся. Угол стола был в алом, несколько волосков остались на нем.

– Об угол, – сказал Алексей. – Сиди пока, не вставай.

Он пометался по кухне, нашел аптечку, смочил ватку перекисью водорода. Под сдержанные причитания тетки приложил к ранке. Перекись запузырилась розовым, но кровь не остановилась. Он попробовал йодом, но и через бурое йодовое пятно засочилась, светлея, алая струйка. По-видимому, был задет какой-то крупный сосуд. Тетка замолчала – было видно, что ей нехорошо.

Он осторожно пересадил ее в кресло, схватил кепку и помчался на улицу к автомату вызывать неотложку. Назад решил не возвращаться: надо было встретить бригаду, потому что сориентироваться в бараках было непросто.

На улице было уже темно – двенадцатый час. У соседей что-то праздновали – играла гармонь и подпевающие голоса были совсем пьяными. В остальных домах было тихо, но не спали – окошки светились желтым.

Алексей не знал, с какой стороны появится карета «скорой», но просто так стоять на месте не мог. Он метнулся налево, к Яузе, пробежал несколько метров, передумал и заспешил назад, надеясь, что в темноте увидит фары. Почти дойдя до кладбища, он решил все-таки возвращаться и, пройдя сотню метров, издалека увидел, что около их дома стоит машина, а фельдшерица с чемоданчиком что есть силы барабанит в дверь.

– Эй! – закричал он и побежал.

Фельдшерица его не услышала.

Запыхавшись, он подбежал, когда она уже собралась уходить.

– Ну вы что, мужчина! – неожиданно мягко сказала она. – Встречать, что ли, бегали? А дверь что заперли?

Глухое «г», похожее на «х» выдавало хохлушку, да и говорила она мелодично, немного нараспев.

Он не ответил, трясущимися руками отпер дверь, побежал на кухню. Тетка силилась встать, держась за ручку кресла.

– Сиди, сиди, гражданочка, – сказала фельдшерица. – Бегун твой прибежал. Сплошное ГТО.

Увидев рану, она даже не стала пытаться ничего с ней делать – только примотала марлевую накладку, и они поехали в госпиталь, благо он был в двух шагах.